Люблю и ненавижу

Вообще все знакомые Татьяны были глубоко безразличны ей, вызывала досаду, пожалуй, одна только Анна Ивановна — так называемая «мама Нюра» Татьяны, — о господи! Заявлялась она к ним, правда, редко, но уж когда заявлялась, Эльвиру Аркадьевну брала настоящая оторопь: не знала, что сказать и что сделать, — так ее шокировал и внешний вид «мамы Нюры», весь облик ее, и слова, и особенно — пристрастие «к рюмочке», о чем «мама Нюра» неизменно давала понять: «Бегу мимо, думаю: ой, чтой-то у поясницу стрельнуло, дай, думаю, к сродственничкам забегу, может, у них лекарство какое есть…» Наливали ей, конечно. Но однажды, когда все это происходило при Анатолии, он крепко взял «маму Нюру» за плечи: «Вот что, дорогая Анна Ивановна, у нас тут не распивочная, и приживалки нам не нужны… В гости прийти — пожалуйста, всегда будем рады, а смотреть на нас, как на пивную, не надо. Нехорошо. Неэтично. Вам понятно, дорогая Анна Ивановна?» (Татьяны при этом не было.) С тех пор «мама Нюра» боялась Анатолия смертным страхом, на глаза ему старалась не попадаться. А Эльвира Аркадьевна, разумеется, гордилась сыном: так мягко, тактично и в то же время доходчиво объяснил склонной к выпивке женщине ее главное заблуждение, от которого просто в трепет бросает порядочных людей…

— Так кто она, эта Тамара Васильевна? — опять же машинально переспросила Эльвира Аркадьевна, не слыша ответа замешкавшейся Татьяны.

— Да я сама не знаю… — пожала плечами Татьяна.

Сняв пальто, шляпу, шарф, надев тапочки, накинув халат, Эльвира Аркадьевна только после этого подняла в удивлении изогнутую бровь:

— Как это — сама не знаешь, милочка? А говоришь — ждешь какую-то Тамару Васильевну?

— Да не жду я ее… Она сама приехала… Андрея вон оставила, а сама в магазин ушла… Я думала, это она вернулась.

Эльвира Аркадьевна, наверное, с минуту смотрела на Татьяну строго и внимательно. Потом вздохнула, как будто разговаривала с обреченной (она никогда не одобряла выбора Анатолия, но, зная его упрямый и необоримый характер, скрепя сердце была вынуждена согласиться на его брак: ах, господи, детдомовскую пожалел, да всех-то разве пережалеешь, милый?!):

— Впрочем, все эти ваши дела меня не касаются… Хотя нет, постой… ты сказала — Андрей… это еще кто такой?

— Сын Тамары Васильевны.

— Так. Сын. Понятно. Ну что ж, — И, подхватив сумку, доверху набитую всякой всячиной, Эльвира Аркадьевна важно направилась в сторону кухни.

Заплакал Андрей.

Татьяна бросилась в свою комнату, Эльвира Аркадьевна приостановилась, поставила сумку на пол, задумалась, удивленно изогнув бровь, и пошла следом за Татьяной. В комнате, где Эльвира Аркадьевна увидела на кровати ребенка, в удивлении изогнулась и вторая ее бровь.

Татьяна, чтобы успокоить Андрея, слегка покачивала панцирную сетку. Не помогало: Андрей, с закрытыми глазами, продолжал не то чтобы плакать, а хныкать.

— Что делать-то? — спросила растерянно Татьяна.

— На руки его надо, — первое, самое искреннее, что пришло в голову, ответила Эльвира Аркадьевна, и позже — и даже много позже, когда она вспоминала этот момент, собственные ее слова удивляли Эльвиру Аркадьевну.

Татьяна послушно подхватила Андрея на руки (она бы сделала это раньше, да не знала, правильно ли так будет), и вдруг Эльвира Аркадьевна сказала:

— Дай-ка я сама…

Татьяна протянула ей ребенка, Эльвира Аркадьевна прижала его к груди и, приговаривая: а-а-а, а-а-а, баю-баюшки-баю, — стала расхаживать по комнате, слегка покачивая Андрея на руках.

— А какой хорошенький… правда, Танечка? — «Танечкой» она очень редко называла сноху, чаще — «милочкой», так что поразительны были и сам вопрос, и эта «Танечка». И Татьяна ничего не ответила — растерялась, только удивленно взглянула на Эльвиру Аркадьевну.

Ребенок успокоился, то ли пригрелся около груди, то ли убаюкал его ласковый голос, но он затих, слышно было только его мерное — довольно забавное — посапывание. Эльвира Аркадьевна еще немного походила по комнате, после осторожно положила Андрея на кровать, постояла над ним, ожидая — заплачет или нет? Он мирно спал; тогда она прикрыла Андрея одеялом, подоткнула его, как и прежде, по бокам.

— Да, славный мальчуган, — проговорила Эльвира Аркадьевна с улыбкой. — Куда, говоришь, ушла его мама? Как ее… Тамара Васильевна?

— В магазин.

— Ах да, в магазин. Ну что ж… — И, как недавно, хотела было уже пойти на кухню, разбирать продукты, но тут вспомнила: — Да, а кто же она все-таки, эта Тамара Васильевна?

— Да я сама не знаю, — повторила свои прежние слова Татьяна.

Эльвира Аркадьевна на этот раз улыбнулась:

— Ты шутишь, конечно, Танечка?

— Нет, ей-богу, не знаю. Она говорит, приехала из Благовещенска. Это город такой на Амуре. Спрашивает: здесь проживает Анатолий Ефимович Мельников? Я говорю: здесь. Ну вот, обрадовалась она, и нашла его!

— Странно… Может, она знакомая какая-нибудь Толика?

— Да, знакомая.

— Она что же, хочет остановиться у нас?

— Не знаю.

— Что-то я ничего от Толика не слышала о такой знакомой. Откуда, говоришь, она? Из Благовещенска?

— Да.