Любительский вечер

— Нет, вы в самом деле никогда не слышали о Чарли Уэлше? — искренне возмутился он. — Да вы, как я вижу,
совсем сосунок. Но ведь я же Уникум, Любитель-Уникум. Где-нибудь-то вы должны были меня видеть. Я ведь
везде выступаю. Если бы я захотел, я мог бы стать профессионалом, но в качестве любителя больше выколачиваешь.

— А что такое «Уникум»? — осведомилась Эдна. — 
Я ведь не знаю.

— Сейчас объясню, — галантно предложил Чарли
Уэлш. — Уникум — это значит единственный в своем жанре, то есть тот, кто исполняет какой-нибудь номер лучше всех других исполнителей. Вот это и есть Уникум.
Ясно?

Эдна поспешила уверить Уэлша, что все совершенно
понятно.

— А для большей ясности, — продолжал он, — полюбуйтесь на меня. Я единственный любитель на все амплуа. Сегодня я, например, показываю, как любитель играет бродягу, это куда труднее, чем просто сыграть бродягу, зато тут настоящая игра — это и любительство
и искусство. Ясно? Я все могу — от трагического монолога
до оперетты и конферанса. На то я Чарли Уэлш, Любитель-Уникум.

И пока чернявый худенький человечек и дородная
белокурая красавица нежно заливались на сцене, пока
на смену им выступали со своими номерами другие профессионалы, Чарли Уэлш просвещал Эдну. Он наговорил ей много всякого вздора, но и много такого, что могло
пригодиться для воскресного «Интеллидженсера».

— Фью, — присвистнул он. — Их светлость уже охотится за вами. Ваш выход первый. Когда будете на сцене, не обращайте внимания на шум. И непременно доводите
номер до конца.

В эту минуту Эдна почувствовала, что карьера журналистки ее больше не прельщает, ей хотелось только
одного — бежать отсюда куда глаза глядят. Но директор
(он же и режиссер), как страшный великан-людоед из
детской сказки, преградил ей путь. Оркестр уже играл
первые такты ее песенки, и шум в зале, как по команде,
стих, уступив место выжидательному молчанию.

— Смелей, — шепнула Летти, крепко сжимая руку сестры, а над ухом послышался повелительный окрик Чарли Уэлша:

— Ну, не трусить!

Но ноги Эдны словно приросли к полу, и она бессильно прислонилась к размалеванной кулисе. Оркестр
снова заиграл вступление, и какой-то писклявый голос в
зале пронзительно выкрикнул:

— Загадочная картинка! Где Нэнни?

Публика встретила остроту дружным взрывом смеха,
и Эдна еще плотнее прижалась к кулисе. Но тут могучая
длань директора опустилась на ее плечо и вытолкнула ее к рампе. На мгновение из-за кулис показалась мужская рука и пола черного пиджака, и зал, правильно оценив положение, загрохотал от восторга. Рев голосов, шиканье, топот заглушали оркестр, и Эдне показалось, будто смычки беззвучно ходят по струнам. Она не знала, когда вступать, и, встав в позу, подбоченясь, напряженно вслушивалась, стараясь уловить музыку. Зал снова начал бесноваться. Как Эдна узнала впоследствии, публика
охотно прибегала к этому несложному приему, чтобы
смущать певцов-любителей.

Но к Эдне уже вернулось присутствие духа. Она видела перед собой весь зал от партера до галерки, видела
море улыбающихся и искаженных смехом лиц, слышала нарастающие раскаты смеха, и в ней вскипела горячая шотландская кровь. Глядя на усердствовавший, но
безгласный оркестр, она вдруг решилась. Не произнося
ни звука, она стала шевелить губами, открывать рот, простирала к зрителям руки, раскачивалась из стороны
в сторону, делая вид, будто поет. Желая заглушить голос
певицы, зрители зашумели еще сильнее, но Эдна с невозмутимым спокойствием продолжала свою пантомиму.


Казалось, прошли часы; наконец, шутка, видимо, наскучила публике, зрителям захотелось послушать, и они
угомонились. Тут и обнаружилась игра Эдны. Несколько
секунд в зале стояла мертвая тишина, только оркестр
продолжал играть да видно было, как беззвучно шевелились губы Эдны. Тогда зрители поняли все и опять словно с цепи сорвались, — но на сей раз они неистово аплодировали девушке, которая так ловко сумела их провести. Эдна воспользовалась благоприятным моментом, чтобы раскланяться, и, пятясь, скрылась-за кулисы — прямо в объятия Летти.

Самое страшное осталось позади, и весь вечер Эдна
расхаживала среди любителей и профессионалов, вступала в разговоры, прислушивалась, наблюдала, стараясь
понять то, что видела, и все запомнить. Чарли Уэлш сопровождал ее в качестве добровольного наставника и
ангела-хранителя и так исправно выполнял взятые на себя обязанности, что, когда представление окончилось,
у Эдны уже было достаточно материала для фельетона.


Но, по уговору, она обязалась выступить дважды, и ей
казалось малодушным отступиться от своего намерения.
Да и кроме того, как выяснилось назавтра, некоторые
впечатления были чересчур поверхностны и требовали
проверки. Поэтому в субботу Эдна опять явилась в театр
со своей кошелкой и в сопровождении Летти.