Любитель сладких девочек

С какой стати, спрашивается, ей было нервничать? Ну принимает человек душ и пусть себе принимает. Но предательский голосок изнутри надсадно верещал, что торчать в душе добрых полчаса — это уже перебор. Ладно бы в пенной ванне нежиться, но Маша же отчетливо слышала, что вода гулко бьет по пустой ванне. А может, он все же уехал? А вода льется потому, что он ее забыл закрыть? Ну конечно! Как это сразу ей в голову не пришло. Кто-то вызвал его звонком, или он безо всякого звонка очень торопился, потому и воду забыл закрыть.

Все, сейчас она встает из-за стола и идет в ванную. Потом одевается и уходит. И как только переступит порог этого дома, все напрочь выбросит из головы. И Гарика с его заморочками, и Панкратова с его лжеучастием и страшными тайнами, что он прячет на дне своих непроницаемых глаз. И всех этих пинкертонов доморощенных, что отслеживают каждый ее шаг с такой непонятной целью. Нет, с одним из них она все же пообщалась бы. И задала парочку вопросов на предмет: «Какого черта тебе от меня нужно?..» Но представив себе эту встречу, она, передернувшись, тут же отмела прочь эту мысль. Какими бы ни были мотивации с его стороны, ей нет до этого дела. Ей не нужна ни помощь, ни опека с его стороны, пусть катится к черту.

Все, вот сейчас она уже встает… Поднимается по лестнице. Заходит в ванную. Одевается и уходит прочь. Все почти у нее получилось. Почти… И по лестнице она поднялась без видимых усилий, и в ванную зашла почти без страха. Но потом все.., все перевернулось с ног на голову. Не помня себя, Маша подлетела к раковине, и ее долго и судорожно тошнило. Она хваталась обессилевшими враз руками за ее скользкие, диковинно изогнутые края, и ее без остановки выворачивало наизнанку.

— Господи! — шептала она сквозь слезы и тут же снова склонялась пониже над водостоком. — Господи, за что мне все это?! За что?!

Силы оставили ее не сразу. Она пару раз даже осмеливалась бросать взгляд в зеркало, висевшее над раковиной. Первый взгляд на себя — позеленевшую от страха и рвоты. А второй — себе за спину, где в пустой ванне полулежал совершенно голый и абсолютно мертвый Гарик. Его левая рука с изящно растопыренными пальцами свешивалась через край. Скоро она окостенеет, зачем-то подумала она и всхлипнула. Перевела глаза выше и всхлипнула опять. Гарик даже в смерти был хорош собой.

Тонкие черты лица. Растрепавшиеся, чуть влажные волосы. Полуоткрытые глаза, плотно сомкнутые губы… Еще каких-то полтора часа назад он целовал ее, а сейчас это всего лишь тело.

Ее снова затошнило, и она отвернулась. Нужно было немедленно убираться отсюда, иначе жертв в этой комнате будет две. Ноги и так уже еле держат ее. А внутри такая гулкая пустота, что, кажется, слышно эхо льющейся из крана воды. Легко сказать, но как взять свои вещи, если путь к ним лежит как раз мимо ванны?

Маша сунула голову под ледяную струю и, едва слышно повизгивая, простояла так минуты три-четыре. Потом выпрямилась и, старательно обходя взглядом мертвого Гарика, пошла за своими вещами.

Ее даже хватило на то, чтобы одеться, стоя в метре от трупа. И сделать это без судорог и излишней суеты. Но когда Маша развернулась, чтобы без промедления ринуться отсюда прочь, глаза сами собой выхватили на дне ванны этот предмет.

Господи! Ну что за наказание такое?! Кому это было нужно?! Ведь очевидно же, что Гарик умер не от этого. Невооруженным взглядом можно определить, что у него сломан позвоночник. Какому скоту понадобилось бросать в ванну фен, если тот даже не был включен в розетку?!

Кажется… Кажется, она начинает прозревать…

Ее вещи были здесь. То, что она сюда вернется непременно — факт бесспорный. Увидит тело обязательно, не без глаз же она, в конце концов. Ну а для того, чтобы поняла, кем это сделано, этот фен и подложили. Визитная карточка! Вот что это за дрянь! Невидимый и странный в своем выборе убийца, швыряя своим жертвам фен в ванну, тем самым как бы оставлял визитку.

Маша еще не успела выскочить на крыльцо, как в голове у нее уже все прошло ровным и упорядоченным строем.

Покойный муж, пропавшая мать, злобный Федор, Нинка…

Господи, как же она была слепа, обвиняя во всем Панкратова?! Он, вероятно, ни при чем!

— Видимо, не виновен! — пробормотала Маша, вскидывая руку и тормозя машину на обочине. — Он ни в чем не виновен… Наверное…

Она была так ошарашена своим открытием, что совсем не заметила, как в десятке метров позади нее другой человек усаживается в машину, так же, как и она, тормознув частника.

Глава 21

По телевизору показывали какую-то старую американскую мелодраму. До одурения наивную и слезоточивую, в другое бы время он отключил телевизор, выругавшись попутно на предмет тривиальности сюжета. Но сегодня смотрел. Черти бы все побрали! Он смотрел ее и даже пару раз проглатывал непонятный удушливый спазм, застрявший в горле.

— С ума сойти, — пробормотал пораженный Панкратов, почувствовав укол сожаления, когда по экрану побежали титры.