— Нет, недалеко. В блинной засели и заказ сделали: оладьи с медом, как на поминках, елки… Сваливаешь? — Сосед с пониманием хмыкнул. — Оно и верно. Мутная она, Нинка эта. Целыми днями пропадала. Иногда и на ночь не приходила. И ведь, сука, ни разу, слышь, ни разу чирика не дала. А при бабках была! Я видал, как она деньги считала.
Маша проследила за его кивком. Указывал он на дверь, а точнее, на замочную скважину, в которую прежние жильцы вставляли старомодный ключ с двумя бородками. Ключ, видимо, был утерян, так как теперь комната захлопывалась на обычный «английский» замок.
— Какие-то газеты все читала. Лыбилась, как дура, — продолжал поносить Нинку сосед, с лихвой отрабатывая деньги, которыми его премировала Маша. — Почитает, почитает, а потом хихикает.
Вот после этого и начала пропадать. А один раз к ней кто-то приходил.
— Кто? — тут же насторожилась Маша, закончив со сборами и решив присесть перед дорогой, которая может оказаться очень долгой.
— А я почем знаю, — пожал он плечами. — Мужик какой-то. Я под дозой как раз был. Слышу звонок в дверь. Потом мужской голос. Значит, к ней.
Старуху никто не навещает, тем более мужчины.
Он мелко захихикал, решив, что шутка удалась, и вскоре растворился за дверью, напоследок взяв с Маши обещание обращаться к нему в случае крайней нужды.
После его ухода она пробыла в коммуналке недолго. Попыталась было разыскать газеты, о которых толковал ей сосед, но тщетно — их нигде не оказалось. Старый платяной шкаф зиял пустыми полками. На вешалке, правда, моталась Нинкина ветровка, но карманы были пусты. Ни в диване, ни за ним, ни за батареей — нигде и ничего, кроме клочьев паутины и плотного слежавшегося слоя пыли. Очевидно, свои вещи Нинка держала в машине, потому как тех сумок, что она скинула со своих плеч, заявившись к ней за город, нигде Маша не обнаружила.
Она захлопнула дверь комнаты и, быстро преодолев три лестничных пролета, вышла на улицу.
Двор был почти пуст. До обеденного перерыва еще полчаса. Детвора по детским садам и школам.
А старушки после зимней спячки еще не успели облюбовать знакомые скамейки. Потоптавшись на рассыпавшихся от времени бетонных ступеньках подъезда, Маша посетовала на свою несообразительность. Коли уж навязал ей случай в советчики соседа-наркомана, нужно было хоть узнать, как добраться до ближайшей станции метро. Плутай теперь окраиной и приставай к каждому встречному с вопросами, а этого она не любила с детства.
— Простите, — окликнула она пожилую женщину с доверху набитой сумкой, — вы не подскажете, как пройти к станции метро?
— Нет, детка. — Женщина перекинула сумку с руки на руку и для убедительности часто-часто затрясла головой. — Сама в гостях у племянницы.
Вот на рынок бегала. Рынок могу сказать где…
— Нет, спасибо, не нужно.
Маша быстро пошла вперед, внимательно следя за указателями. Асфальтированная пешеходная дорожка петляла среди пятиэтажек, то и дело сворачивала, обрывалась тупиками и упиралась в витрины магазинов. Ей пришлось еще трижды обратиться с вопросами к прохожим, но ей не повезло: кто мямлил что-то маловразумительное, кто ссылался на нехватку времени, кто просто-напросто не обращал внимания на ее вопросы. Ее мытарствам, казалось, не будет конца, как вдруг тротуар, в очередной раз вильнув, вывел ее прямиком к библиотеке. Еще не совсем осознав, зачем она это делает, Маша открыла жутко скрипнувшую застекленную дверь и вошла, сразу очутившись в гулком полупустом фойе. И лишь войдя внутрь, поняла: подшивки!.. Газетные подшивки прошлых лет… Вот что ей нужно. — Когда-то здесь было красиво и даже, может быть, шикарно, но с тех пор минуло много лет. Тяжелые бархатные портьеры выцвели и вытерлись. Паркет жалобно скрипел под ногами, забыв, что такое лак и мастика. Филенчатые двери растрескались, и огромные пальмы в деревянных кадках упирались хилыми пожелтевшими ветвями в потолок.
«Директор» — значилось на одной из дверей, «заведующая складом» — на другой. Третья была приглашающе распахнута, и оттуда слышался чей-то негромкий разговор.
— Добрый день, — поздоровалась Маша с милой блондинистой девушкой, восседающей на высоком стуле за стойкой. — Простите меня, пожалуйста…
— Минутку, — попросила библиотекарша и, прикрыв трубку рукой, пояснила:
— Брат звонит из Мурманска! Мы с ним два года не виделись, так что…
— Хорошо, хорошо, — поспешила успокоить ее Маша, окидывая взглядом помещение, и тут же поинтересовалась:
— А где тут у вас старые газетные подшивки?
— Какой именно год вас интересует? — Девушка приветливо улыбалась, но ноги нетерпеливо подергивались на подставке.
Маша назвала приблизительно, высчитав в уме год смерти Катерины Панкратовой.
— Это средняя полка слева. Вы смотрите те газеты, что с правой стороны, потому что другие у нас недавно подверглись вандализму. Кто-то вырвал целых три номера… Извините… — И она мягко пискнула в трубку:
— Да, мой милый!
Странноватое обращение к брату, даже если и не видеться с ним последние два года. Но это, собственно, не ее дело. У нее есть проблемы поважнее.
Маша прошла за стеллажи и быстро нашла нужную газетную стопку.