— Я тут в парикмахерской сидела, а там телек работал. Так вот, в программе какой-то рассказывали о том, что многие знаменитости сейчас детям-инвалидам или, например, оставшимся без родителей, помогают — игрушки там дорогие дарят, на лечение свои гонорары перечисляют, интернаты и детские дома посещают, один певец даже многодетной семье дом построил. И, представляешь, вдруг Нелли показывают, говорят, что она — модель мирового уровня, которая недавно приехала со съемок из Амстердама (или Египта, не помню…) Она, вся расфуфыренная такая, рассказывает с грустной улыбкой о том, как возила игрушки в приют для малышей, брошенных родителями, как плакала потом весь путь домой. Представляешь? Какой абсурд, с ума сойти! Вот и верь теперь людям! Она же сама ребенка своего бросила! Чего не сделаешь ради пиара! — она вдруг прервалась, зашептала куда-то в сторону. — Рома, сейчас… Ну, дай, договорю… Да не спят они… Нет, не я разбудила… Два слова, Ромочка, пожалуйста!
Получается, что дело совсем не во внезапно проснувшейся любви, которая вдруг накрыла бывшую жену моего будущего мужа! А что? Замечательный рекламный ход! Показать, что вот у такой женщины, знаменитой, красивой, богатой, тоже есть больной ребенок, но она лечит его и не бросает! Всю жизнь на него положила… Все, что может ради него делает… А потом, когда новость перестанет быть свежей и интересной, можно ребенка назад к папе вернуть. Да только о его, о детских чувствах думать кто будет?
Данька, видимо, чувствовал, что странная истеричная женщина приходила по его душу. Потому что, когда Сергей с мамой стали звать его ночевать к ним, наотрез отказался. Да мы и не настаивали — на душе спокойнее, когда он рядом.
Алька прервала мои размышления, снова заговорив в трубку:
— Лиз? Лиза, ты еще там? Мне Марина рассказала, что она к вам за Даней приезжала. Правда?
— Да.
— Ты только не расстраивайся! Слышишь? Мы его ей не отдадим. Она никаких прав не имеет. А если пресса узнает, что Нелли сама от Дани отказалась, то ей не сдобровать! Так что, если вдруг она попытается… Пригрозим ей разглашением ее тайны! Ну-у-у, ладно… Зря я, наверное, все-таки позвонила… — и снова отвлеклась на мужа, сказав в сторону от телефонной трубки. — Да, Ромочка, ты, как всегда был прав! Но я думала… Ой, только не начинай… Лиза! Все, до завтра! Ты только сильно не переживай, ладно? Волнуешься, наверное?
— Нет, пока не волнуюсь. Все в порядке. Спокойной ночи! И Ромочке привет…
— Ага. До завтра, невеста….
Она отключилась, а я аккуратно положила трубку на тумбочку и повернулась к Матвею, копающемуся в телефоне:
— Помнится, кто-то обещал репетицию устроить… брачной ночи… Мужчина должен держать слово…
43
Что такое счастье? Я помню, помню, что для каждого оно свое, у каждого разное. Я раньше никогда не задумывался о таких, более характерных для женской головы, вопросах. Почему? Неужели потому, что был несчастлив? Или потому, что счастлив по-настоящему только теперь?
В моей жизни уже был такой день. Пафосный, торжественный, закончившийся стойким разочарованием, которое потом усиливалось буквально поминутно каждый следующий день недолгой семейной жизни.
Но сегодня… мы одевались в одной квартире, только в разных комнатах. Лизина знакомая девушка-парикмахер что-то лопотала. Я слышал через стенку их смех. Марина в зале наряжала Даню. А Ромыч сидел рядом со мной в спальне на кровати и давал советы, которые я старательно пропускал мимо ушей.
Но когда он сказал, что пора ехать, я постарался отбросить все мысли и думать только о предстоящем событии. Даня был готов. Выглядел настоящим красавчиком. Марина в красивом платье… Ромка ходит из угла в угол… Волнуется он что ли?
Дверь в комнату открылась — я понял это по девчоночьим голосам, вдруг оказавшимся очень близко. Я спиной почувствовал ее взгляд на себе. Обернулся… каждое движение, как в воде — через усилие, через преграду… И, наверное, вид мой был смешон! Не знаю. Не помню, сколько стоял, глядя на нее, в буквальном смысле открыв рот.
Обычное платье. Не французское или итальянское, не безумно дорогое, без кринолинов и всяких там вычурных украшений. Белое, длинное, как и положено свадебному, с какой-то вышивкой, короткая фата, поднятые вверх волосы. Ничего поражающего воображение… Но она была прекрасна! Я считал свою бывшую красавицей? Идиот! Вот она — настоящая красота! Мне не важна была реакция других — я даже не посмотрел на брата, поэтому и не мог знать тогда, что он так же, как и я лишился дара речи на несколько минут.
А она смотрела мне в глаза и улыбалась…
— Лиза… ты просто… я не знаю…,- я не знал, действительно, что сказать.
Сбился и замолчал, как подросток перед девочкой, к которой неравнодушен…
— Лиза, ты самая красивая! — мой сын оказался более устойчивым к подобным стрессам…
… Потом мы ехали в Загс, снова вопреки всем правилам — в одной машине, вместе. Я держал ее за руку и сбоку смотрел и смотрел, как изгибаются в лёгкой улыбке чуть тронутые помадой губы, как искрятся от счастья (я хотел, чтобы именно по этой причине!) глаза.