Любить монстра

Нахожу его в тамбуре. Когда захожу, меня буквально оглушает грохот и стук колес. Перед Микки открыта дверь, ведущая в никуда. В пейзаж за окном. Это очень старый поезд. Все более или менее современные модели оборудованы автоматическими дверями, как в метро. Их невозможно открыть во время движения поезда. Здесь же все по старинке. Просто берешь и открываешь дверь. Тут же представилось, как грабители выкидывают из поезда провинившихся перед ними честных граждан. Мне нужно смотреть меньше вестернов. Вообще говоря, странно это видеть. Нельзя иметь возможность заглянуть по ту сторону экрана. Протянуть руку и ощутить движение фильма. Окна в поезде – это ведь примерно то же самое, что кино, только немного однообразное.

Микки буквально свесился наружу. Если он отпустит поручень, за который держится, точно полетит вниз, под колеса. Я не знаю, что делать. Просто смотрю на его руку, поручень и то, что происходит за окном. Он чувствует этот взгляд и оборачивается. Вижу слезы в его глазах.

– Мне страшно без тебя, – кричу я, пытаясь заглушить грохот поезда.

Наверное, это глупо звучит. Особенно если учесть, что сегодня мы украли и вернули три миллиона евро, но я не знаю, как по-другому объяснить. Что-то изменилось. В моем мире появился еще один человек, и без него теперь физически страшно.

– А со мной не страшно? – спрашивает он. Кажется, что он всеми силами пытается собраться, но поздно. Я уже видела его таким, какой он на самом деле. Каким его никто не видел. Чувствую себя неловко. Будто застала его за чем-то постыдным.

– С тобой тоже страшно, – киваю я.

Он делает шаг навстречу и пристально смотрит в мои зеленые линзы.

– Ты не должна меня бояться. Только не ты.

– Хорошо, – киваю я.

Мы молчим. Это неловкое и какое-то корявое молчание, заглушаемое диким грохотом поезда.

– У тебя глаза устали, – говорит он.

Микки открывает дверь в тамбур и подводит меня к зеркалу перед туалетом. Там отражаемся мы. Двое самых обычных людей, которые не оправдали возложенных на них надежд, проиграли все, что только возможно. У нас никого больше нет. Кроме друг друга.

– Тебе нужно снять линзы, – говорит он.

Я киваю и выжидательно смотрю в его глаза, которые отражаются в зеркале. Серые. Залегшие тени усталости на слишком белой коже оттеняют их.

– Ты не отвернешься? – спрашиваю я.

– Нет.

– А если я откажусь?

– Ты ослепнешь.

– Ой, да ладно, я и дольше в линзах ходила, ничего, не ослепла.

– Мы будем стоять, пока ты их не снимешь.

Он говорит спокойно и отрешенно. Так, будто ему плевать. Это задевает.

– Хорошо, – говорю я таким тоном, будто мне тоже плевать.

У меня серые глаза. С вкраплениями зеленого. Я почти не вижу теперь без линз. Микки приходится вести меня по коридору до купе. Наверное, человек, только что побрившийся налысо, сможет меня понять. Без линз я ощущаю себя голой, беззащитной и уязвимой. Как слизняк без раковины.

Становится прохладно. В купе нет ни одеял, ни белья. У нас нет теплой одежды. Микки обнимает меня. Чувствую бесконечную усталость и закрываю глаза. Микки вдруг тянется к столу и берет ручку. Она валялась рядом с ноутбуком.

– Позволишь мне порисовать на тебе, сероглазка? – спрашивает он. Это звучит так нежно, что мне становится неловко.

Он бережно берет мою ладонь и начинает выводить узоры на руке. Что-то вроде мехенди ручкой. Это такие узоры хной, которыми украшают себя азиатские женщины. Не помню, где читала об этом. Поначалу неприятно и немного щекотно, но потом я привыкаю и успокаиваюсь. Пока он рисует, все будет хорошо. А дальше? Еще не знаю.

***

Проводник будит нас через пару часов. Говорит, что нужно срочно выходить, потому что через двадцать минут будет проверка таможни, а ему проблемы не нужны. Нам тоже. Надежда проскочить пару стран без проверки документов провалилась. Ни в Познань, ни в Гданьск мы не попадем.

– А где мы вообще? – спрашивает Микки.

– Детмольд.

– Страна какая? – уточняю я.

– Германия, – бросает проводник и идет в сторону тамбура.

– Опять Германия… – бормочу я.

Там уже топчутся полусонный Ленц и еле держащийся на ногах Виктор. От него исходит такой едкий запах алкоголя, что мне просто непонятно, как он до сих пор держится на ногах. Таким пьяным я его даже в колледже не видела.

Поезд резко сбавляет скорость и тормозит на крытой и пустынной станции. Мы выходим. Асфальт блестит от недавно прошедшего дождя. Здесь довольно холодно. Я в очень неудобных босоножках, которые купила прямо на вокзале в Амстердаме. Там был не самый хороший выбор: босоножки, шлепанцы и традиционные голландские башмачки и тапочки такой же формы. Огромные, немного мультяшные и с закрученными вверх носами. По сравнению с такими башмаками босоножки – совсем неплохой вариант.