В следующую секунду небо взрывается тысячей фейерверков. Похоже, никто не поверил в то, что это был настоящий пистолет. Даже стоящие вокруг нас с Питером люди не пугаются. Они считают, что все это часть шоу.
Питер сплевывает и продолжает что-то говорить. Отбрасываю его в толпу. Он вдвое старше меня и в последние лет двадцать редко возвращался в адекватное состояние. Да, мне очень хочется его убить, но… противно, понимаете? Я вынимаю из кармана сотню евро и бросаю ее на асфальт. Надеюсь, он купит на них свою последнюю дозу.
В следующую секунду я уже протискиваюсь сквозь толпу к выходу с этой чертовой набережной. Теперь нужно придумать, как добраться до Берлина. Черт!.. Кажется, что всю свою жизнь я только и делаю, что возвращаюсь в этот проклятый город.
В 1960-е годы половина населения Америки хотела уехать в Индию. Может, помните: все эти Вудстоки, хиппи, цветные тряпки и свободная любовь? Некоторые уехали. Поиск новых путей с тех пор не заканчивается. Никто, правда, не рассказал, как вернуться детям этих хиппи. Вы стопроцентно найдете людей, которые расскажут, как дойти до нирваны, но вам никто никогда не расскажет, как из нее выбраться. Как вернуться из Индии? Если тебе четырнадцать лет и у тебя нет денег, зато есть младшая сестра, за которую ты отвечаешь.
Моя цель – вернуться. Если кто-то рассказывает, что в Индии белые люди – нечто вроде богов, не верьте. Это обычная страна. Боги там – те, у кого есть деньги. Как и везде. А если ты белый и у тебя нет денег, ты изгой. Неприкасаемый, если хотите.
В ашрамах действительно живут люди. Но там точно так же, как и везде в Индии. Боги – это те, у кого есть деньги. Они же просветленные. Приближенные к великому сэнсэю (садху). Он – реинкарнация какого-нибудь бога на Земле. Это подтверждается выпиской с его кредитки. Судя по ней, он реально Бог.
И вот мы с матерью и сестрой в Индии. У нас нет денег. Селимся в этом ашраме, в который так долго добирались. Нам выделяют комнату метров на шесть. Для четверых. С нами живет молодая американка. Она учит меня английскому.
Бонни скоро шесть. Ей нужно в школу. Мне тоже нужно иметь хоть что-то, напоминающее аттестат. Моя цель – вернуться. Я не смогу этого сделать без аттестата. Понимаете? Я очень сильно хочу доказать, что достоин того, чтобы закончить школу, что я не ущербный, как написали мне однажды в характеристике личности. Да. Так и написали. Директор был вне себя от бешенства, когда меня в очередной раз привели в его кабинет, и он лично написал о моей ущербности, неполноценности и неадекватности. В первый же день в индийской школе меня избивают до полусмерти и отбирают мобильник. Последнее напоминание о том, что я жил в нормальном, цивилизованном мире.
Борьба за возвращение заканчивается поражением. Нет, не в тот первый день, а через три года. Мама знакомится с американцем, с которым они начинают жить вместе. В доме при ашраме. Он не очень-то рад тому, что я живу вместе с ними. Но куда, черт возьми, мне деваться? Из школы я возвращаюсь обычно ползком. Бить реже не стали. Правда, теперь бьют не потому, что издеваются, а потому, что я каждый раз отвечаю на любой косой взгляд. Веди себя как псих. Стань психом. И тебя больше никто не будет трогать. Меня и не трогают. Поодиночке. Собираются скопом и тогда уж нападают. Так на картинках в моем еще немецком учебнике показывали первобытных людей, загоняющих мамонта.
Мама каждый раз при виде меня впадает в истерику. Такое и раньше случалось, но сейчас происходит все чаще. Она считает, что я послан следить за ней. Я выдам ее. Она прячется от меня на дереве. Сидит на ветке и смотрит на крышу нашего дома-вагончика. Ее уже очень давно нужно показать врачу, но понимаю это только я, потому что только при виде меня она теряет контроль над собой. В тот день я смотрю на Бонни, только что пришедшую из школы, смотрю на американца, который, в очередной раз проходя мимо, задевает меня плечом. Говорю:
– Идите вы к черту.
Собираю все свои вещи и уезжаю. Все мои вещи умещаются в потертый рюкзак. Не влезает туда только статуэтка Ганеши, которую мне однажды подарили на день рождения. Минут десять пытаюсь ее запихнуть и в итоге разбиваю о стену. Несколько крупных глиняных осколков с глухим стуком падает на пол. Я хлопаю дверью. Меня даже не попытался никто остановить. Мне семнадцать. Я в Индии. Единственное место, которое достаточно хорошо мне знакомо, – железнодорожный вокзал в Дели. Именно туда я и еду. Когда людям некуда идти, она возвращаются в место, которое знают. Я белый и хорошо знаю английский. Этого достаточно для того, чтобы прокормиться в столице Индии.