Любить и убивать

Действительно, замок вроде монтекристовского замка Иф: квадратный, на все стороны одинаковый, с подобием башен по углам. «Волгу» оставили в жидкой рощице за трамвайными путями и вышли к восьмому подъезду. Уже отчетливо светлел восток. Методом первичного осмотра и чистой дедукции (в этом доме еще достаточно коммунальных квартир, а кухни коммуналок всегда без занавесок) вычислили расположение четырехкомнатных и только после этого без труда вскрыли кодовую дверь и пешком поднялись на одиннадцатый этаж. Вот она, разлюбезная двести третья. Все правильно, дверь — сейфовая. Дав Казаряну немного отдышаться, Сырцов поволок его на полтора этажа выше: к окну лестничной клетки. С легкостью распахнули рамы и сверху оценили обстановку.

— Куда собираешься? На балкон? — спросил Казарян.

— Нет. На кухню. Черт его знает, может, балконная дверь основательно забаррикадирована.

— Все равно, Жора, отсюда даже до кухни размах короток и мгновенен. Как старый путешественник и альпинист, считаю, что лучше двумя пролетами выше.

— Веревки хватит? — Сырцов с сомнением посмотрел на моток в руках Казаряна.

— Тебя спущу, и еще кусок останется, чтобы мне повеситься при виде твоей неудачи.

— Как говорит Дед: шутки у вас, боцман!

— Это я говорю, а не Дед, — почему-то обиделся Казарян.

Поднялись двумя пролетами выше. Открывая окно, Сырцов помечтал:

— Эх, еще бы дощечку под жопу.

— Имеется дощечка. Фирменная швейцарская дощечка, — скромно признался Казарян.

Когда закрепили трос на отопительной батарее, когда устроили качели, когда прикинули длину конца, когда беспилотно проверили размах, Сырцов влез на подоконник, спустил петлю с дощечкой, уселся на нее и восхитился:

— Ух, ты!

Казарян травил трос, а Сырцов сидел, как маляр в люльке, и наблюдал окрестности. Около четырех, а в городе пусто, как на ночном кладбище. Существовали только звуки: в отдалении прорычал «КамАЗ», в недалеком отсюда трамвайном парке проскрежетали стальные колеса по стальным рельсам, совсем далеко, видимо у Преображенки, сверчковой трелью еле-еле прорезался милицейский свисток. Определив амплитуду размаха, Сырцов негромко приказал:

— Стоп!

Ну, а теперь — раскачка. Цепляясь за почти незаметные щели в кирпичах и помогая рукам толчками ног о стену, Сырцов раскачивался все сильнее и сильнее. Сверху, рывками в ритм, помогал Казарян.

Первый раз пролетев мимо желанного кухонного окна, Сырцов заметил лишь отсутствие внешнего (бывает, некоторые делают себе такие заоконные зимние холодильники) подоконника и наличие плотных занавесок. Во второй раз определил, где находится нужный угол. В третий раз расчетливо и неслышно ударил носком подкованного башмака так, чтобы битое стекло без особого шума упало на подоконник.

— Еще меня вниз! — попросил он, пролетая под Казаряном. Тот спокойненько исполнил. Еще раскачка — и Сырцов зацепился за раму левой рукой, а правой, извиваясь, как червь на крючке, притянул к себе плотную занавеску и мягкой подстилкой уложил ее на подоконнике.

— Теперь на метр повыше! — еще раз попросил он Казаряна. Тяжеловато было пожилому богатырю выполнить просьбу, но он выполнил.

Сырцов при последнем подлете ступил башмаком на освобожденный от стекла кусок рамы, а плечом мгновенно выдавил основное полотнище стекла, которое почти беззвучно рухнуло на подоконник, прикрытый занавеской, и сам, раня ладони в стремлении уцепиться за раму, встал наконец в проеме окна.

Сиденьице на веревке ушло к Казаряну, а Сырцов, осторожно отодвинув (чтобы стекло не загремело об пол) занавесочку, оказался на кухне. Уселся на ближайшую табуретку, стал слушать квартиру и привыкать к темноте. Изредка всхлипывал унитаз, потрескивало что-то, легко шумел сквознячок, порожденный разбитым окном. Проявились наконец и контуры кухни: стол, табуретки, газовая плита, подвесные шкафчики. Сырцов вздохнул, вытащил из сбруи «байард» и отправился в путешествие.

Трогая все подряд двери, он за третьей обнаружил жилую комнату, без размышлений вошел в нее и, нащупав левой рукой выключатель, включил верхний свет. Все как покойник описал: стол письменный, два кресла, журнальный столик, станок для спанья. На станке, разбуженный светом, заворочался Ростислав. Сырцов придвинул к станку кресло, сел в него и потряс Ростислава за плечо. Тот открыл пустые со сна глаза.

— Поедем, Ростислав, — позвал его Сырцов.

— Куда? — хрипло и тупо спросил Ростислав, ничего не соображая.

— К Любе. К Любе Ермиловой.

Правая рука Ростислава, как бы в полусне, медленно потянулась к полу за станком. Рукоятью «байарда» Сырцов безжалостно ударил Ростислава в правое плечо. Тот взвыл и попытался вернуть руку на место. Но она не слушалась его, потому что Сырцов знал, как и куда бить. Болевой шок окончательно вернул Ростислава из сна в малоприятную реальность. Он басовито прохныкал:

— Больно же!

— Будет еще больней, — пообещал Сырцов, молниеносным рывком перегнулся через страдальца и явил свету пистолет в сбруе. Удивился: — Ишь ты, кольт. И откуда берут? А теперь вставай, мой милый пастушок.