Любить и убивать

— Наверное, ты прав, — и встал. — Но все-таки я позвоню тебе завтра в десять.

Глава 25

 Кончался рабочий день. И по времени (восемнадцать двадцать три было на его часах), и по физическому состоянию (раздрызган, раздерган, размазан как мокрая половая тряпка), и головка уже вовсе не варила. Домой, под душ, на тахту.

И вспомнил тахту. Такую, какую увидит, придя домой. Разбросанные в судорогах совокупления простынки, скомканные подушки, раскиданные по полу вокруг майка, трусы, носки. Сырцов аж вслух застонал от отвращения.

А потом птичку-колибри вспомнил. И аккуратную такую -прямо-таки изящная геометрическая фигура — дырку с лучиками в стекле окна. Подсознательно дырка эта и не забывалась вовсе, жила в нем постоянно тревожным звонком поджидающей всюду смертельной опасности.

С появлением этой аккуратной дырочки бытовое его существование осложнилось до невозможности. Ни войти в дом по-человечески, ни выйти.

Сырцов оставил «девятку» у Садового кольца и к дому пробрался не многим известным путем: через подъезд серо-синего дома на Садовой, а далее закрытым двориком, из которого был уже никому не известный выход к его подъезду — подвал, ремонтировавшийся беспечными предпринимателями. Для успокоения Сырцов помочился в подвале на свежештукатуренную стенку и одним броском достиг многолистного и толстого вяза, от которого до дверей было метров пять. Не успеют, если что, не должны успеть!

Меж дверей, подождав недолго, быстро набрал код и, ворвавшись в вестибюль, кинул себя на пол, попутно выдернув из-под мышки родимый «байард». Пол был прохладен, а вестибюль пуст.

Последняя возможная засада — в его квартире. Уходя вчера вечером, он просто захлопнул дверь, так что держал ее сейчас лишь английский замок. Стоя далеко сбоку, Сырцов, медленно повернув ключ, ударом ноги распахнул дверь и сжался в комок в бетонном уголке.

Потом, посвистывая, ходил по пустой квартире, гасил свет (он вчера его нарочно оставил), ликвидировал всяческое безобразие и скромно ликовал: хотя бы сегодня неприятностей не будет.

И ликовал зря, и насчет неприятностей ошибался. Бурно ожил телефон. Поколебавшись, снял трубку. Если Светлана, пошлет подальше.

— У вас что, любовница в Звенигороде живет? — недовольно спросила студентка Люба.

— Почему в Звенигороде? — задал тупой вопрос вышибленный из седла Сырцов.

— Вчера весь вечер и всю ночь звонила, сегодня с утра беспрерывно наяриваю, а вы, несносный ловелас, на лоне природы, как сомовский Маркиз, в любовные игры играете.

Сырцов пришел в себя и оскалился, как щука.

— Фразочку-то долго, наверное, придумывала?

— Долго. Времени-то у меня навалом было.

— Случилось что-нибудь, Люба?

— Случилось. У меня ухажер новый появился.

— Я серьезно, Люба.

— И я серьезно. Сначала незаметно ходил за мной с самого раннего утра, не делая никаких попыток познакомиться, а когда понял, что я его засекла, сразу же пристал как бы от обуревающих его чувств.

— А может, они его и вправду обуревают?

— Я что, обуреваемого от необуреваемого не отличу?

— Я — обуреваемый или необуреваемый?

— Вы — беспечный и легкомысленный. Неужели не понимаете, что за всеми этими подходцами одно — поиск Ксюши.

— Давайте, Любаша, про подходцы.

— Подходцы — элементарные: вроде он меня давно уже заприметил, месяца полтора как, а подойти от застенчивости боялся потому, что я чаще всего с подружкой была, с высокой такой, худенькой брюнеткой. А теперь брюнетки нет, и он подошел. И сразу же поинтересовался, не поссорились ли мы с брюнеткой.

— И долго вы с ним беседовали?

— От памятника Энгельсу до Мансуровского.

— Много успели. Каков он?

— Красавчик. Вроде Ваньки Ряузова. По-моему, не шибко умен.

— Что ж, спасибо за информацию, Люба.

— Ну и ну! Вы думаете, это все? Я специально для вас согласилась на свидание с ним.

— Неужто вам неизвестно, что инициатива наказуема! Когда свидание?

— Через пятьдесят минут. В восемь. Опять же у памятника основоположнику. Вам ведь хочется на него посмотреть?

Не очень-то и хотелось, но придется. Ни душика тебе, ни тахты. Сырцов непроизвольно вздохнул и проинструктировал:

— Вы, Люба, минуток на десять—пятнадцать опоздайте, ладно? Я там без вас немного покручусь, осмотрюсь...

— А потом за нами будете незаметно следить, да? — азартно догадалась Люба.

— Только Бога ради, не старайтесь меня обнаружить! —  испугался Сырцов.

— Я — дура, да? — обиделась Люба и повесила трубку.

Машину он оставил в Хрущевском и пешком спустился по Пречистенке к весьма гордому собой Энгельсу. Хорошее место для работы: все просматривается насквозь, масса уголков для неподозрительного пребывания в них.

Сырцов устроился в щеголеватом иностранном прозрачном домике — новой остановке тридцать первого троллейбуса.

Красавчик появился без пяти восемь. Прочитал его Сырцов на втором его круге: перейдя Саймоновский проезд у ресторана «Трен-Мос», красавчик прошел мимо бара, сапожной мастерской, магазина «Книги» и у Сбербанка пересек Остоженку. Постоял у лотка с булочками, купил розанчик, живо сожрал.