Любить и убивать

— Кто нынче боится скандалов? Тем более дельцы. Народ бойкий, небрезгливый. Им ссы в глаза — все Божья роса. Доказательств нет, Жора. Никаких. В любой момент алкоголик Паша заявляет, что наплел он всю эту историю, чтобы у дуры бабы денежки вытянуть и по пьянке. Пока отложи это дело.

— Пока?

— Пока. А сейчас тебе необходимо девушку искать. Срочно.

— Прикинем как, а, Александр Иванович?

— Прикинем, — согласился Смирнов. — Начинай.

— Исходные: отец Афанасий помог ей спрятаться и знает, где она. Куда может спрятать поп нормальную светскую, как у них говорится...

— Мирскую, — поправил, перебивая, Смирнов.

— ...Мирскую, — подхватил Сырцов, — девицу? К родственникам своим? Вряд ли. К другим знакомым попам? Тем более. Скорее всего, он ее в монастырь спрятал, Александр Иванович. А монастырей у нас теперь — ого-го!

— Не скажи. Вариант, что он спрятал ее вне московской епархии, маловероятен. А- сколько женских монастырей в московской? Ну, два-три от силы. Теперь, как он тебе говорил? У тебя память почти магнитофонная, — похвалил походя Сырцова Дед, — напомни.

— «Ксения нуждалась в умиротворении, — прикрыв глаза и монотонно, как медиум, забубнил Сырцов. —Я постарался сделать так, чтобы она хоть на время обрела покой, душевное равновесие и целительное бездумье, достигаемое тяжелым и простым трудом».

— Во! — обрадовался Смирнов. — «Бездумье, достигаемое тяжелым и простым трудом». Тяжелый и простой труд — подсобные работы на стройке. Ищи, Жора, не действующий, а восстанавливаемый монастырь.

— В любом монастыре работы предостаточно, — засомневался Сырцов.

— Это обычная, рутинная работа. Он бы тогда интуитивно не акцентировал: «тяжелый и простой».

— Может, вы и правы.

— Да прав, прав. А такой монастырь, где идут восстановительные работы, наверняка один. Завтра...

— Лучше сегодня, — перебил ретивый Сырцов.

— Сегодня! — передразнил его Дед и глянул на наручные часы. — Сейчас у нас половина шестого вечера. У попов тоже нормированный рабочий день, их уже никого на месте нет. Так вот, завтра с утра ты, — у них. Разводишь турусы на колесах насчет того, что страстно желаешь помочь возрождению русских монастырей и готов во избавление от собственных грехов трудиться простым рабочим где угодно.

— Врать духовному лицу — тяжкий грех, — злорадно заметил Сырцов.

— Эта ложь, богослов ты мой муровский, во благо, а потому большим грехом быть не может. Мы с тобой чисты перед Богом, Жора, — вывернулся Смирнов. Покончив с этим вопросом, он энергичным рывком качнул кресло и продолжил: — Вернемся-ка к убийству. Но для этого Лидка нужна.

Приоткрыв рот, он закинул язык к небу и издал дикой силы свист. Кто стоймя стоял, тог сиднем сел, кто сиднем сидел, тот лежмя лег, а кто лежмя лежал, тот так и остался. Неспешно явилась Лидия Сергеевна Болошева-Смирнова и спросила ласково:

— Что тебе, московская шпана?

Глядя на Лидию Сергеевну, Сырцов каждый раз наглядно убеждался, что такое, казалось бы, затертое определение, как «порода», имеет прямое отношение к реальности. Шестьдесят с большим хвостом, а как двигается! Одета в повседневные брючки и мужскую рубаху, а как на ней все это сидит! Вроде бы ничего не предпринимает,чтобы тебе было просто и удобно существовать, а только одна ее доброжелательно-ожидательная улыбка помогает тебе ощутить себя премьером сегодняшнего вечера.

— Твое просвещенное мнение, подруга. Жора, излагай.

Сырцов изложил. Покороче, конечно, чем Деду, но на убийстве остановился с доскональными подробностями. Сидя на ступеньках террасы и подставляя лицо вечернему солнышку, Лидия Сергеевна внимательно слушала. Заметила по окончании сырцовского рассказа:

— Жаль, что эти паразиты не дали тебе времени успокоиться. У тебя, Жора, только шоковое впечатление.

— Что я, девица? — обиделся Сырцов.

— Ты — не девица, ты, слава Богу, нормальный человек, реакция которого на убийство естественна. На все: нет, нет, не может быть! Ты ведь не подошел к ней во второй раз, чтобы внимательно рассмотреть шею?

— Не подошел, — горестно признался Сырцов.

— А мне бы шея многое сказала. Синяки, и все?

— Синяки, и все, — подтвердил Сырцов.

— Теперь положение тела. Как она лежала?

— А какое это имеет значение? Ее ведь сначала ударили, а потом удушили. Исходные все равно не выяснить: убийца для того, чтобы душить, был вынужден изменить положение тела. Так что реконструировать свершившееся там поэтапно не удастся.

— Душили ее на полу или на тахте? Как ты считаешь?

— Стоп, — сказал сам себе Сырцов. — На тахте. На тахте! Тело сползло с тахты, потому что голова лежала левой щекой вплотную к краю тахты, в положении, в котором к горлу подобраться просто невозможно.