Любить и мечтать

Удивительное воздействие может оказать спектакль на человека, я это чувствую не только как актриса, но и как зритель. Ведь в театре — при реальности событий, поставленных проблем, при сложных конфликтах еще присутствует, если это хороший спектакль, воздух поэзии. Зрители, кроме видимой стороны спектакля — зрелищности сюжета, актеров, музыки, декораций, — ощущают еще и сокровенное, сокрытое в людях, о чем они сами и не подозревают. В этом есть и эмоциональные воспоминания, одухотворяющие нас, и сострадание к человеку, которое делает нас лучше, человечнее, добрее.

Ведь недаром все так любят Чехова, его пьесы, его героев, и любят, думаю, прежде всего за полифонию человеческих чувств, им присущих, и даже их оттенков.

Я люблю свои творческие встречи со зрителем. Они идут как единый спектакль, в который входят и размышления о ролях, и показ сцен, монологов, воспоминаний-фантазий на тему некоторых ролей, стихи и романсы… А в конце — разговор со зрителями, ответы на вопросы. Наша профессия вся пронизана эмоциями, чувствами, верой — словом, тем, что составляет человеческую душу. Иногда на таких встречах я ощущаю почти полное единение со зрительным залом. Я всегда искренна с моими слушателями, неотделима от них, и бывает такое ощущение, что своей душевной открытостью я как-то помогаю сидящим в зале. Для меня зрители — это мои друзья. Им я дарю свое сердце, а они мне — свое.

Однажды на одной из встреч я получила такую записку:

«Эта записочка — не вопрос к Вам. На все наши вопросы Вы отвечали сегодня, как отвечаете своей прекрасной работой в театре и в кино. К сожалению только, не так часто мы Вас видим, как хотелось бы. Спасибо большое Вам, актрисе и человеку, за сегодняшний вечер, за сегодняшний, говоря по-современному, моноспектакль. Нам редко приходится встречаться с таким отношением к нашей аудитории. Мы не подготовились к такой встрече, не принесли Вам, к сожалению, цветы. Извините. Но думаю, в этой коротенькой записке я сумела выразить наше отношение к Вам. Долгих творческих Вам лет».

Часто говорят, что актеры умеют долго сохранять молодость. Я думаю, это потому, что в нас, благодаря нашей профессии, есть какая-то повышенная эмоциональность, наподобие детской, и вообще актеры по своей природе чем-то всегда похожи на детей.

Ну вот, казалось бы, я пожилая женщина, у которой полно забот, вдруг вспоминаю, что сегодня примерка костюма для будущего спектакля. И как описать то чудо, что происходит в душе от одной только мысли: сегодня я прикоснусь к себе другой, к той, которая еще только зарождается, и от первого взгляда на костюм в душе или разгорится костер робкой и страстной надежды, что все будет хорошо, роль получится, или, наоборот, охватит смятение, паника оттого, что все совсем, совсем не то, не соединяются представляемый образ и я — настоящая.

Какое счастье, когда рядом работают талантливые мастера своего дела! А мне везло, со мной всегда работали и работают удивительные художники по костюму, замечательный мастер-гример, истинная художница своего дела — Сильва Васильевна Косырева и ее ученики.

Итак, я вхожу в наш костюмерный цех. На столе пиршество тканей — ярких и темных, легких, блестящих и плотных, дорогих, современных и ветхих от времени, кусочки, расшитые бисером, разрисованные и т. д. Иногда здесь лежат еще украшения — перья или стразы.

На высокой перекладине висит мое — чудо! Вот сейчас я встану у зеркала во весь рост, и это чудо снимут, чтобы надеть на меня. Но сначала я надеваю юбку-кринолин. Он пока еще белоснежно-чистый, это потом его кружевные оборки посереют от того, что будут соприкасаться с полом сцены. А пока — это каскад чистейшей ткани, аккуратно отороченный белоснежной тесемочкой.

Моя нижняя юбка так красива, что я, стоя в закуточке перед большим зеркалом, замерзая, не прикрытая ничем, смотрю на нее, и мне хочется чуть прогнуть спину, чтобы соответствовать моему пьедесталу — огромному кринолину, так красиво и величественно заканчивающему фигуру.

Наконец, взяв платье, художница и наш мастер по созданию костюмов Валентина Фоминична Маркина облачают меня в него. И — о радость! Все сходится, все пуговки застегиваются, все крючочки стягиваются!

Я в платье! Смотрю на себя… Это уже не я…

Не желая расстаться с ним, я еще немного хожу в платье по мастерской… Художникам пошивочного цеха тоже не хочется расставаться с этим чудом. Они любуются и говорят: «Да, в таком платье и говорить ничего не надо, оно само за себя говорит…»

Это правда. Когда найден точный по характеру персонажа, по эпохе костюм — от него самого исходит поэзия театра. Можно молчать, а фигура в платье уже уносит нас всех в другой мир…

Наконец с нежностью, любовью, надеждой расстаюсь со своим первым костюмом, и начинается примерка костюма второго акта.