Любимых убивают все

– Пф-ф, Луи, ты так говоришь, будто помнишь, когда в последний раз писал сочинения сам. Мы же оба знаем, что писать его придется мне. – Она картинно закатила глаза со скорбным видом.

– Ой, да брось, иногда мне приходится писать сочинения в школе, прямо на уроке. Там же ты мне не помогаешь!

– Да что ты такое говоришь! Напомнить, как на прошлой неделе ты писал сочинение на уроке? Кто ушел на математике в туалет и почти весь урок там проторчал, чтобы напечатать тебе сочинение и скинуть на почту?

– Ну… ты. Но это не значит, что я всегда злоупотребляю твоей помощью.

– Конечно, не значит!

– Ой, да ну тебя. Ты просто невыносима.

Луи махнул рукой, но не смог сдержать улыбки, обнажив белоснежный ряд зубов с немного выпирающими клыками.

Йенни вновь взяла друга под локоть, прижалась теплой щекой к его твердому плечу. Легкий апрельский ветер ласково обдувал лица друзей, безобидные лучи весеннего солнца, едва пробивающиеся сквозь светло-серую пелену неба, упорно тянулись к влажной после утреннего дождя земле. Остаток пути ребята шли в молчании.

Дом Луи находился в нескольких кварталах от школы, точно лесной великан, покрытый густой изумрудной лозой, он стоял на краю улицы. В такое время дома никого не было. Родители Луи еще не вернулись с работы, а Ингрид, его младшая сестра, пропадала в центре города со своими подругами.

Зато каждый день с обожанием, на какое способны только собаки, друзей встречала Марта, старый золотистый ретривер, подаренный Луи на тринадцатилетие. Она всегда послушно ждала хозяев у самой двери, со скучающим видом грызла расходящуюся по швам кроссовку Луи. Но стоило кому-то из семьи переступить порог, как Марта стремительно вскакивала с места и запрыгивала на него или нее, энергично виляя пушистым хвостом.

Вот и сегодня не успели друзья войти в прихожую, как собака кинулась к ногам Луи, упираясь мордой ему в колено.

– Привет, красавица! – Он присел на корточки, чтобы Марта смогла лизнуть его в лицо.

Йенни стояла рядом, улыбалась растроганно, глядя на эту привычную, но умилительную сцену. Правда, спустя несколько мгновений Марта дала понять, что Луи ей надоел, и, обойдя его стороной, стала требовать внимания от гостьи. Йенни опустилась на колени, потрепала собаку по шее и по голове, не забыв поцеловать в холодный и влажный нос.

– По-моему, она любит тебя больше, чем меня, – с наигранно-ревнивым видом произнес Луи и принялся торопливо стягивать с ног потертые черные кеды.

– Не неси бред. Больше тебя она любит только твою маму. Да, Марта? – Йенни еще раз чмокнула собаку, а затем подняла голову и с улыбкой посмотрела на друга, который стоял теперь в ярко-желтых носках «Убить Билла», облокотившись о дверной косяк.

– Ну с этим не поспоришь, – согласился Луи. – Ты проголодалась? Папа вчера приготовил свою фирменную лазанью. Почти такая же, как мы ели в Италии. Будешь?

– Еще спрашиваешь? – усмехнулась Йенни, поднимаясь с колен. – Я умираю, как хочу есть.

– Хорошо. Тогда можешь идти наверх, а я принесу туда лазанью, Mountain Dew и что-нибудь вредное, чтобы есть, пока будем смотреть кино. Пойдет?

– Да, отлично. Я сейчас разуюсь и помогу тебе.

* * *

Спустя полчаса друзья уже сидели в комнате Луи, располагавшейся на втором этаже. Они уплетали вегетарианскую лазанью, болтали о повседневных хлопотах вроде домашнего задания и стремительно приближающихся контрольных.

Комната Луи напоминала фотогалерею. Повсюду были развешаны совместные снимки Луи и Йенни, привезенные из многочисленных поездок, дорогие сердцу семейные фото, навевающие ностальгию по детству; также нашлось место для постеров с любимыми музыкальными группами и для винтажных киноафиш. Светло-серые стены были едва различимы сквозь зазоры между краями полароидных снимков и плакатов.

Покончив с лазаньей, Йенни отложила тарелку на прикроватную тумбу и снова плюхнулась на помятую постель, согнув ноги в коленях. Луи последовал ее примеру. Еще несколько минут друзья лежали без дела, разглядывая фотографии.

Йенни приковала задумчивый взор к снимку, который ребята сделали во Флоренции в прошлом году. На нем был запечатлен тот день, когда они поднялись на купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре, откуда открывался вид на город с высоты птичьего полета: карминовые и оранжевые крыши домов, купола готических соборов, песчаные стены зданий. И все это великолепие резко контрастировало с ослепительно-лазурным небом, что было очерчено сочной зеленью холмов и темно-синими силуэтами гор. В том маленьком квадрате фотографии жила, развертывалась яркая, нестареющая флорентийская душа.

В правом углу снимка стояли Луи и Йенни. Они широко улыбались, и в блестящих глазах их бурлило столько радости, что невозможно было оторвать взгляда от лиц друзей. Казалось, эти двое знали нечто такое, что неизвестно никому больше во всем мире, – и это загадочное знание делало их столь счастливыми.

– О чем думаешь? – раздался голос друга, вырвавший Йенни из нескончаемой вереницы воспоминаний.