Любимый враг

– И потому, что тот мужчина, с которым она путешествовала, оказался негодяем. Я уверен, что всему предшествовал глубоко продуманный Рэнноком план.

– Но почему же он решился на такую подлость?

– Потому что он хотел с вами расквитаться – он бы именно так и выразился – за ваш отказ выйти за него замуж.

– Нет, конечно, ни один мужчина не способен на такой дьявольский поступок.

– Я довольно много знаю о его предках и полагаю, что он был на это способен.

– Но даже если так, то каким же образом он мог все так устроить, что меня якобы встречали мои знакомые?

– Ну, это было нетрудно. Он должен был только внимательно следить за газетами и оказываться в тех местах, куда ездят люди. И, зная, что, где бы он ни был, он обязательно повстречает общих знакомых, он предусмотрительно выбрал Алжир, Корсику и Сардинию. Там не так людно, как в Ницце, и таким образом он мог создать впечатление, что намеренно избегает места, излюбленные туристами. Да простит меня Бог, если я к нему несправедлив, я слишком ненавижу его, чтобы судить о нем беспристрастно, однако то, что его нет в Лондоне в разгар сезона, тоже свидетельствует против него. Это похоже на то, как если бы во время дуэли он выстрелил, но не захотел нести ответственность за последствия.

– Но если бы он был в Лондоне, с ним никто не прекратил бы отношений, – презрительно заметила леди Перивейл.

– Но и поддерживали бы их не больше обычного. Его не любили порядочные люди.

– Да, но он был так умен, интересен, божественно играл на виолончели, он льстил мне, откровенно доверяя свои заботы и обиду на то, что жизнь так сурово с ним обходится. Я считала его жертвой. О Боже, какой же я была дурочкой!

– Нет, нет! Просто вы не слишком хорошо знаете свет.

– А я-то думала, что знаю его хорошо, что за шесть лет жизни в обществе узнала все его пружины, и что простота и патриархальность нравов в отцовском приходе – все это уже устарело. И я поплатилась: обо мне стали болтать и вываляли мое имя в грязи.

– Окажите мне честь считаться вашим другом – до тех пор, пока вы не сочтете меня достойным более нежной привязанности – и я защищу вас от всех ошибок, которые совершают по неопытности. Я бы не хотел, чтобы и на самую малую малость вы были более светской, чем сейчас. У меня хватит житейской мудрости на нас обоих – той мудрости обитателей Мэйфера и Белгравиа, которую ангелы на небесах зовут глупостью.

Он проводил ее до кареты, но, прощаясь, не просил позволения навещать ее.

– Я скоро уеду, – сказал он, – но, надеюсь, осенью мы с вами встретимся.

– Вы уезжаете за границу?

– Да, наверное, но я еще не решил, куда. Я напишу вам оттуда, где буду, если позволите.

– Буду рада вашему письму, – сказала она ласково, – я очень рада, что мы снова друзья. – И на этом они опять обменялись крепким рукопожатием и расстались, почти признавшись друг другу в любви.

Грейс вернулась домой, сияя от радости. Он всегда ей нравился. Его холодность уязвляла ее в самое сердце. Но теперь он снова был у ее ног, и она уважала его за былую холодность и отчужденность. Корыстолюбец использовал бы к своей выгоде то, что общество ее отвергло, он бы еще усерднее преследовал ее, пока над ней тяготело осуждение. И ее трогало то, как Холдейн сразу сдался на милость, не в силах противиться ее обаянию, взгляду, голосу, которые он так любил. И еще – как он не смел встретиться с ней и мучился сомнениями.

ГЛАВА 8

Профессия мистера Фонса, особенно с тех пор, как он оставил Скотланд-Ярд, заставляла его общаться преимущественно с людьми из высших классов общества. К его услугам обращались в самых деликатных ситуациях, что позволило ему ближе узнать некоторых из наиболее сильных мира сего и государства и он знал Книгу Пэров так же хорошо, как если бы его собственное имя было начертано на этих золотых скрижалях.