Послеполуденное солнце ярко освещало фасад этого милого дома, так что венецианские жалюзи закрывали два французских окна, поэтому в гостиной мисс Родни царил полумрак, когда служанка доложила о прибытии леди Перивейл. Войдя в комнату с улицы, Грейс в первую минуту не узнала джентльмена, который поспешно встал и взялся за шляпу. Всмотревшись, она узнала Артура Холдейна. Грейс метнула сердитый взгляд в сторону Сьюзен. Что это – случайность или хитрая, заранее спланированная уловка привела его сюда? Они обменялись не дружеским рукопожатием, как прежде, а лишь холодным поклоном.
– Вы не собираетесь ли уходить, мистер Холдейн? – спросила Сью. – Сейчас будет чай. Вы обязательно должны выпить чаю. Вы знаете, как я горжусь своим чаем. Это единственное, чем такая нищая особа, как я, и ее единственная служанка могут гордиться.
– Я-я… у меня деловое свидание в Сити, – пробормотал Холдейн, направляясь к выходу, но не отрывая взгляда от побледневшего лица Грейс Перивейл.
– В Сити? Но прежде, чем вы туда доберетесь, там уже все лягут спать.
– Верно. Вы очень добры, и я знаю, какой у вас вкусный чай.
Он положил шляпу и опустился на стул возле дивана, на котором сидела леди Перивейл.
– Надеюсь, вы не относитесь к числу тех ужасных людей, что уверяют, будто любят чай, а потом всюду поносят хозяйку за то, что она угощает только чаем, – сказала Сью, только чтобы нарушить гробовое молчание.
– О нет, я истинный ценитель чая. Хотя среди мужчин таких любителей очень немного.
– А когда вы напишете новый роман, мистер Холдейн? – спросила Сью, и в этот же момент ее неподражаемая горничная в парижском чепчике внесла в комнату чайный поднос.
– Вы спрашиваете меня об этом два-три раза в году за последние пять лет. Ценю вашу доброту – вы полагаете, что это очень льстит моему самолюбию?
– И буду спрашивать все время. Когда же? – и Сью подала ему чашку с блюдцем, которые, вместе со сливками, он передал леди Перивейл, все с тем же холодным выражением лица.
Однако наступил момент, когда он должен был с ней заговорить, чтобы его молчание не показалось очень невежливым.
– Наверное, вы думаете, леди Перивейл, что в Лондоне и вообще в Европе достаточно писателей и без моего вторжения в область литературы?
– Но вы уже давно вторглись в эти пределы и одержали победу. Полагаю, всем будет интересно прочитать следующий роман автора «Мэри Дин».
– О, вы не знаете, как люди забывчивы, – сказал он.
– Нет, я знаю, – ответила она, тронутая почти неуловимой дрожью в его голосе, чего бы не заметил менее заинтересованный слушатель. – И вы сами тому пример. Ведь только год прошел с тех пор, как вы однажды нанесли мне визит, когда мы с полковником Рэнноком играли в четыре руки. И, наверное, наша музыка так вас напугала, что, пробыв едва ли пять минут, вы с тех пор словно забыли о моем существовании.
Она твердо решила первой заговорить о Рэнноке и дать понять, что это имя она может произнести без малейшего замешательства. Но она ничего не могла поделать со внезапно вспыхнувшим румянцем.
– Очевидно, мне показалось, что вам неинтересно мое присутствие, – и сердце его сжалось при мысли о том, что женщина, которую он чтил и которой восхищался, чье лицо являлось ему в воображении, когда он оставался один, чья красота все еще притягивала, чье обаяние все еще волновало его, эта женщина, очевидно, погубила свою репутацию, и ни один уважающий себя мужчина уже не сможет мечтать о женитьбе на ней.
Он сделал два-три глотка из фарфоровой чашки, которую вручила ему Сью, поспешно поставил ее на стол, схватил шляпу, пожал руку хозяйке, поклонился леди Перивейл и вышел из дому так стремительно, что даже самая проворная на свете горничная не успела его проводить.
– Ну, Сьюзен, – сказала Грейс, когда входная дверь захлопнулась, – ты, наверное, думаешь, что поступила очень умно?
– Как бы то ни было, это нужно было сделать, – ответила ее подруга, взбешенная поведением Холдейна.
– Но зачем, во имя всего святого, ты свела меня и этого человека?
– Я хотела, чтобы вы встретились. Я знаю, что он тебе нравится, а он тебя просто почитает.
– Почитает! Он едва решился передать мне чашку чая и действовал с такой осторожностью, словно подал еду прокаженной. Почитает! Чепуха! Когда он так явно верит самому худшему, что обо мне говорят.
– Но, может быть, он острее ощущает случившееся, чем любой другой, ведь ты была для него заветной недосягаемой звездой.
– Глупости, я знаю, что ему нравилось бывать у меня, он словно на лету ловил каждое мое приглашение. Наверное, потому, что у меня в доме всегда было много хорошеньких женщин, а возможно, это заслуга моего главного повара. Но вряд ли тут есть что-нибудь большее.
– Ну нет, тут именно нечто большее, он был в тебя глубоко влюблен.
– А он тебе об этом говорил?