Любимый ястреб дома Аббаса

Проснулся я от того, что мешок, и меня вместе с ним, с руганью поднимали на бок злобно хрипящего бактрийца. Потом мешок качнуло — и качания уже не прекращались.

— Они едут рядом, не скрываясь. Значит, знают, что ты здесь, — раздался, ближе к полудню, ее приглушенный голос. — А еще какой-то длинный тут мелькал — это что, тоже за тобой?

— Не знаю, — честно прошептал я.

Солнце поднималось все выше.

Сквозь боковую прорезь я пытался дышать, через нее же с ужасом делал то, о чем сказала моя спасительница, представляя, как два всадника — да что там, все в караване, — видят сочащуюся на землю желтую струйку. Вода в моей фляге стала попросту горячей, потом она кончилась, и через все ту же прорезь мне просунули новую флягу. Голова горела в лихорадке, и — я уже не мог скрывать это от самого себя, — плечо дергало какой-то новой болью. Было понятно, что дело, в общем, плохо.

Не помню, сколько качался я в этом жутком мешке. Наконец, у меня над самым ухом раздался голос — уже мужской:

— Эй, дапирпат, а ты куда, собственно, едешь?

— Винное хозяйство. Знаменитое. Очень дорогое вино почти черного цвета. По эту сторону реки, перед Мервом, — честно перечислил я.

— Ты и вправду мальчик из хорошей семьи, если знаком с этими людьми, — добродушно проворчал голос. — С теми, у которых просто нет совести. За одну флягу, даже и молодого, — да столько брать… Если тебе нужно такое же хорошее вино, но по цене в десять раз меньше — спроси меня. Ладно, ослика твоего уже подводят к вьюку. Эти друзья чуть отстали, хотя они здесь. Вон оно, твое винное хозяйство, на холме. И Мерв тоже завиднелся. Слушай меня: через прорезь продеваешь ноги, сгибаешься, потом высовываешь голову, прыгаешь на своего ослика — и вправо, вверх по холму, рысью. Животное твое, небось, устало пустым шагать. Приготовился, высунулся, пошел!

Залитый слепящим солнечным золотом мир звенел птичьими голосами. На каменистом холме справа от меня виднелась ровная черта крыши, и ослик, злобно скалящийся и прижимающий уши после моего прыжка, вез меня вверх меж рядов виноградных лоз.

На западе, за неподвижной лентой реки, пепельной тенью высовывались из-за горизонта несуразно, невообразимо громадные круглые башни, со стеной между ними. Казалось, их построил давно умерший великан.

На востоке, сзади, еще хорошо был виден маленький караван-три верблюда, на одном из них неподвижная грузная женская фигура, и четыре мула с седоками.

А дальше, на расстоянии от них, на дороге чернели два крошечных всадника.

И еще один всадник позади них — пылинка, черточка на горизонте, видимая, наверное, лишь мне одному.

ГЛАВА 5 Вино мертвого полководца

Человек, который встретил меня сразу за воротами, выглядел как крестьянин — то есть был покрыт до колен пылью, и одежда на нем не блистала изяществом. Более того, во дворе было еще несколько таких же, как он, пыльных и потных, и вся эта команда на равных грузила на верблюдов какие-то громадные, связанные парами глиняные сосуды. Но только один из них, с поднимавшейся к глазам щетиной неопределенного цвета, устремил на меня взгляд печальных и одновременно очень ехидных глаз и наконец выдал замечательную фразу:

— А что-то вы плохо выглядите… (пауза)…сегодня.

— Я ранен. И за мной шестой день гонятся, — честно и очень тихо ответил я. — Седьмой, если считать то, что было в Самарканде.

Человек с ехидными глазами стал очень серьезен, подошел к воротам и некоторое время рассматривал дорогу. Потом повернулся ко мне:

— Если учесть, что гостей из Самарканда у меня не было уже чуть не месяц, то бывает и хуже… Вы хотя бы доехали. И я вас порадую: с дороги сюда никто не поднимается. Они, будем считать, пока что уехали. Так что слезайте-ка с вашего ушастого красавца, и… И как вас зовут, мой сильно помятый гость?

Маниах, — без страха выговорил я. — Нанидат Маниах.

Сильное заявление, — сказал он, и складки у его рта стали глубже. — Но в этом доме есть один очень-очень приятный способ проверить, действительно ли речь идет о моем хорошем клиенте. Вот вам вопросик номер один, — продолжал он с приятностью, ведя меня под руку в прохладу дома, — где мы сейчас находимся? Что это за место?

Это место, где наша семья покупает замечательное вино, — отвечал я.

Именно так! Я бы даже уточнил — вино дома Адижера. То есть мое. И вы, конечно, его пили, если ваша фамилия — Маниах? — продолжал этот человек, доверительно наклоняясь ко мне.

— Я его пил в тот момент, когда получил свою рану, — отвечал я, чувствуя, что сейчас самым позорным образом начну лить слезы, — ведь путешествие мое теперь действительно закончено. — Потрясающее было вино.