Любимец зрителей

Шаван покинул галерею вне себя от бешенства. У него было впечатление, что его просто-напросто выставили за дверь, что он не сподобился присутствовать среди художников, критиков искусства, журналистов – всей этой привилегированной братии… тогда как Люсьена… Никаких сомнений! Люсьену этот тип встретил бы со всей возможной предупредительностью. Он поцеловал бы ей руку, представил друзьям… Это было абсурдно, совершенно невообразимо! Она явилась бы сюда в пальтишке с кроличьим воротником, освеженном в современной прачечной-химчистке, в чалме! Хватит! Шаван перестал ощущать холод. Он шагал то быстро, то вразвалку – в зависимости от того, насколько ухватывал правду, которая от него то и дело ускользала.

Борелли вовсе не был ее любовником – им являлся некто другой, достаточно любивший ее… более того – достаточно гордившийся ею, чтобы заказать художнику портрет – «Портрет Лейлы». Что за несуразное экзотическое имя! И этот некто, должно быть, дарил Люсьене туалеты, в которых она нуждалась, когда он водил ее в какой-нибудь шикарный ресторан. Воображаю себе, как же она презирала вагон-ресторан «Мистраля»! Нет, решительно все рисовалось ему в черном свете. Если все то, что он себе сейчас навоображал, – правда, то почему же Люсьена продолжала жить с ним?.. Однако поскольку у него на все вопросы был готов ответ, он тотчас нашелся и сказал себе, что она, зная непримиримую честность Людовика, не решилась бы нанести удар старику. Тем более что являлась шлюхой «по совместительству».

Шаван ухмыльнулся и тут заметил, что оказался рядом с домом. Он проехал весь путь в метро, как сомнамбула. Стоило ему перешагнуть порог, сунуть ноги в шлепанцы и сесть спиной к радиатору, как он выбросил из головы этот роман собственного сочинения и тотчас выстроил другой, менее уязвимый. Люсьена и в самом деле была любовницей Борелли. Мимолетное увлечение… Время, пока он рисовал ее портрет. А потом художник умер, и она забыла о нем думать. Доказательство тому – это приглашение, которое завалялось в кармане пальто и пошло вместе с ним в чистку, – картонка, лишенная большого значения. Откуда он взял, что Люсьена была вхожа в свет, куда, по всей видимости, никогда не имела доступа? Не более, чем он сам. Рядовые люди – вот кем они были.

Телефонный звонок вырвал его из трясины навязчивых мыслей.

– Поль?.. Ты уже дома?

– Да. Только что переступил порог. Я задержался по милости одного коллеги, который хотел затащить меня на профсоюзное собрание, когда у меня на уме не забастовка, а нечто совсем иное.

К своему удивлению, он врал легко и непринужденно.

– Я видел машину, – продолжал Людовик. – Разумеется, она в диком состоянии. Ее невозможно отремонтировать, хотя, заметь, не следует слишком полагаться на то, что говорят в автомастерских. Тем более что эта просто-таки жаждет всучить нам подержанный автомобиль.

– Тебя принял автомеханик? Блондин в белом халате?

– Ты тоже побывал в гараже?

– Да. Забыл тебе про это сказать. Какие у него соображения насчет того, как машину занесло на столб?

– Он не сказал. Но мы назначили встречу с экспертом. Все идет своим чередом – не бери в голову. И потом, я куплю тебе другую машину.

– Даже не думай.

– Нет – нет. Я настаиваю.

Шаван спросил себя, а следует ли сказать Людовику о предположении автомеханика? «Пежо» преследовали, бодали, поддавали сзади… Нет, расследование этого дела он возлагает на себя одного. Такое решение пришло к нему само собой, экспромтом.

– Алло, Поль?.. Мне показалось, что нас разъединили.

– Я думал о Люсьене. Ты часто виделся с ней, когда меня не бывало в Париже?

– Время от времени я звонил ей. Почему ты спрашиваешь?

– О, просто так. Я говорил себе: будь она больна, или чем-то обеспокоена, или странновата, ты бы это заметил.

– Ты думаешь, она могла бы сбежать, впав в депрессию?

– Да, что-нибудь в таком роде.

Молчание в трубке. Теперь задумался Людовик.

– Любопытно, – сказал он. – Мне приходила в голову аналогичная мысль. Но нет, не думаю. Я прекрасно знаю, что она всегда была скрытной. Маленькой девочкой она привирала. Любила себе самой сочинять истории. Это в той или иной степени свойственно детям. У нее был свой мирок, и она хотела его защищать. В раннем детстве – еще до семейной трагедии, разумеется, – я не присутствовал и никогда не пытался вызвать ее на откровенный разговор. Но сейчас ведь она уже не маленькая. И должна была отдавать себе отчет в своих поступках.

– А ты не думаешь, что у нее могла быть подруга, о которой она мне никогда не говорила?

– Не исключено. Мы с тобой полагали, что Люсьена выехала из дому среди ночи, что не выдерживает критики. Но ведь она могла с таким же успехом провести вторую половину дня и вечер вне дома, а в аварию попала уже на обратном пути. Ты скажешь, что время в любом случае было слишком позднее.

Шаван еще не видел случившегося под таким углом зрения и, содрогаясь, онемел. Любовник, черт побери. Она провела ночь со своим любовником. Замкнутая Люсьена! Загадочная Люсьена! Он доберется до правды.