– Она вообще не ощущает боли в нашем понимании. У меня есть все основания думать, что она не страдает. Тем не менее, как вы сейчас увидите, она не абсолютно неподвижна. Можно наблюдать подергивание лицевых мышц, жевательные движения, сокращение мышц левой руки. Нам придется оставить ее у себя на неопределенное время, как вы уже догадались. Прежде всего необходимо провести еще целый ряд медицинских обследований. И потом, это интересный случай, право же, весьма интересный. Разумеется, вы сможете ее навещать, когда пожелаете. Даже по утрам. Теперь ее переложили в отдельную палату. Суммируя сказанное, положение тяжелое, но не безнадежное. Пошли! Судите сами.
Врач повел их по коридору, который заканчивался грузовым лифтом, где стояли пустые носилки.
– Какое счастье, что больная не нуждается в аппарате искусственного дыхания, что значительно упрощает уход за пациентом.
– А как же с питанием? – спросил Шаван.
– Я полагаю, с помощью внутривенных инъекций, – вмешался в разговор Людовик.
Доктор обернулся к нему и одобрительно кивнул.
– Я майор полиции в отставке, – объяснил Людовик. – И раненых, сами понимаете, повидал на своем веку.
«И зачем только ему непременно нужно лезть вперед? Люсьена была не его женой. Правда, она так мало была и моей», – сказал себе Шаван.
– Ее питают химически чистыми аминокислотами, – продолжал доктор. – И естественно, регулярно вводят антибиотики – во избежание легочных осложнений.
Лифт плавно поднимался. Людовик и доктор, казалось, перестали обращать внимание на Шавана. Теперь доктор сыпал медицинскими терминами так, как если бы вел разговор на равных с коллегой. «Подкорковая ткань… Средняя часть гипофиза… Мозговой столб…» Шаван отключился. Как ему организовать жизнь, если Люсьена еще очень долго не придет в себя? И во сколько все это обойдется? Разумеется, существовало социальное страхование, но тем не менее…
Кабина остановилась. Палата находилась в двух шагах от лифта. Доктор толкнул дверь. Шаван вошел в комнату и увидел Люсьену. Лоб прикрывала повязка. Побелевшее лицо напоминало картонную маску. Руки вытянуты поверх простыни, разжатые пальцы неподвижны. Рядом с кроватью на кронштейне висели колбы, от которых спускались две резиновые трубки – одна уходила в ноздри, а вторая исчезала под одеялами. Шаван не решался сделать шаг вперед. Но врач тихонько подтолкнул его к койке.
– Мы были вынуждены вырезать часть волос, – пробормотал он, – но они быстро отрастут.
Он нащупал пульс пострадавшей.
– Температуры почти нет. Кожа свежая. Видите, когда касаешься, она чуть сжимает пальцы, но это чисто рефлекторное движение.
Медсестра, присутствия которой Шаван и не заметил, подошла к изножью кровати, и доктор представил ее двум визитерам.
– Мари Анж, – объяснил он, – воплощение самоотверженности.
Та улыбнулась. Лет сорока, скользящая походка монашки. Шаван смущенно смотрел на Люсьену, задаваясь вопросом, должен ли он поцеловать жену в присутствии всех этих свидетелей. Он чуть ли не с опаской коснулся ее руки и удивился, ощутив ее гибкой и живой.
– Поговорите со своей женой, – предложила Мари Анж.
– Мари Анж права, – подтвердил доктор. – Звук любимого голоса может в известных случаях воздействовать так же целительно, как и лекарства. Нужно испробовать это средство.
Шаван наклонился к картонному лицу и ощутил легкое дыхание с почти что неприметным присвистом.
– Люсьена, – шепнул он.
Присутствующие встали в кружок.
– Люсьена… дорогая моя…
Вот уже месяцы, если не дольше, он не говорил с ней таким тоном, и слова застревали у него в горле.
– Вы слишком волнуетесь, – сказала Мари Анж. – К ней нужен другой подход. Говорите с ней как ни в чем не бывало. Мы вас оставляем наедине. В следующий визит не забудьте принести ночные рубашки и зайти в секретариат… Вот звонок для экстренного вызова. Но не беспокойтесь. Ваша жена находится под постоянным наблюдением нашего персонала. Не падайте духом, мсье!
Доктор собирался последовать за Мари Анж, но Шаван его задержал вопросом.
– Буду ли я вынужден надолго прервать службу? – спросил он. – Я работаю в вагоне-ресторане экспресса «Мистраль» и отсутствую в Париже четыре дня в неделю – дважды по два дня.
– Пока ничего не меняйте в своем расписании, – ответил Венатье. – Если кома затянется, тогда придется что-либо предпринять, поскольку в больнице с местами проблема. Однако сомневаюсь, что ее состояние останется неизменным. Оно либо улучшится, либо…
Жест фаталиста, и он пожал Шавану руку. Пятый час. В этот момент «Мистраль» как раз должен проезжать памятник Ньепсу[3], установленный возле Шалон-сюр-Сон. Им-то хорошо, его коллегам! Людовик сидел у изголовья Люсьены и тихо бормотал какие-то слова, как засыпающему ребенку. «Чтобы я рассказывал ей про свои повседневные дела? – подумал Шаван. – Сущий бред. Рассказывать должен не я, а она. Но она так далеко!» Шавану стало жарко, и, сняв пальто, он присел на край кровати.