Любимец

‒ А вы там тоже были? ‒ спросил я. ‒ И убежали, да?

После долгой паузы ползун сказал:

‒ Да.

‒ А почему вы разумный, а они нет?

‒ Скажите, ‒ ползун отвернул голову от меня и стал столбиком, опираясь о землю двумя парами крепких, широко расставленных лап. ‒ Скажите, а если вы родите маленького человека, совсем маленького, и сразу отнесете его на кондитерскую фабрику, он будет разумным?

‒ Это ваши дети?

‒ Это совсем маленькие, ‒ сказал ползун. ‒ Они еще не умеют говорить. Они еще не умеют думать. Им надо жить четыре года, пять лет, чтобы научиться говорить. Вы теперь понимаете?

‒ Так что же, получается, что спонсоры едят ваших детей?

‒ Вы тоже едите чужих детей, ‒ сказал ползун невесело. ‒ Вы едите рыб и животных, вы едите яйца птиц, которые еще не умеют говорить.

‒ Но мы не едим тех, кто разумный.

‒ А никто не знает, что маленький ползун будет когда-то разумным. Этого никому не говорят. Даже большинство спонсоров об этом не знают. Есть инкубаторы, в них выводят маленьких. Потом их немного растят. Потом их убивают. Это очень полезная пища, спонсоры ее кушают, но они не знают, что они кушают.

Я верил этой гусенице и не боялся ее. Но я же кидал убитых ползунов в контейнеры!..

‒ Вы не виноваты, ‒ сказал ползун. ‒ Вы не знали. Спонсоры кушают всех. Они кушают вашу планету, они кушали нашу планету.

‒ Но матери… где матери малышей?

‒ Мне сложно объяснить систему размножения, ‒ сказал ползун. ‒ Это надо изучать. Если интересно, я потом расскажу.

‒ Значит, взрослых ползунов здесь нет?

‒ Взрослый ‒ я, ‒ сказал ползун. ‒ Они завозят сюда оплодотворенную икру ‒ это экономично. И никто не знает.

‒ Но зачем? Разве на Земле мало пищи?

‒ Есть пища, а есть оптимальная пища, ‒ сказал ползун, покачиваясь, как кобра, желающая нанести укус. ‒ Наши дети ‒ идеальная пища. Теперь ее потребуется больше. Людей станет еще меньше, а такой пищи надо больше.

‒ Вы знаете, что людей будет меньше?

‒ Я немного знаю.

‒ А почему вы здесь?

Живот у ползуна был хитиновый, блестящий, словно рачий хвост. А на боках и спине росла торчком шерсть. Ползун был некрасивый и даже страшный. Но я привык к ползунам. К тому же если чудовище с тобой разговаривает и даже жалуется тебе ‒ трудно его бояться.

Ползун не хотел отвечать на мой вопрос. Если бы его глаза не были неподвижны, я бы сказал, что он рассматривает травинки.

‒ Я иду, ‒ сказал ползун наконец.

‒ Неужели? И куда же вы идете?

‒ В Аркадию, ‒ сказал ползун.

Это слово мне ничего не говорило.

‒ Где эта Аркадия? ‒ спросил я.

‒ Далеко, ‒ сказал ползун.

‒ Вы пойдете со мной? ‒ спросил я.

‒ Куда?

‒ Я тут недалеко живу. Там мои друзья.

‒ Я не отвечу, ‒ сказал ползун.

‒ Вместе лучше, ‒ сказал я.

‒ Вместе лучше, ‒ как эхо ответил ползун, но не двинулся с места.

‒ Вы идете?

‒ Нет, извините, ‒ сказал ползун и опустился на лапы, превратившись в самую обыкновенную, правда, крупную гусеницу.

‒ Я пошел, ‒ сказал я.

Ползун начал отходить от меня задом наперед.

Я подумал, как же он не доверяет людям ‒ всем, потому что на нашей планете убивают его детей.

‒ Тогда счастливо оставаться, ‒ сказал я, хотя расставался с ним с сожалением. Любое существо, встреченное мною, что-то может рассказать. И ползун тоже. Ведь где-то он скрывался, сбежав с кондитерской фабрики, в чем я почти не сомневался, где-то научился русскому языку, зачем-то попал в этот лес, кого-то ждет…

Ползун скрылся в зарослях, я не преследовал его.

Я повернулся и пошел прочь из леса. Сзади было тихо.

Я вышел к роднику, а от него, напившись, пошел к храму.

Пройдя несколько домов, я остановился.

Как легкомысленно с моей стороны уйти, ничего не узнав! Ведь недалеко отсюда, за болотом, наша землянка. Там старенький отец Николай и маленький мальчик. А если появление ползуна ‒ одна из попыток выследить нас? И я так легко попался на его речи о зверском уничтожении маленьких ползунов?

Могу ли я ему верить?

Конечно же, ответ был отрицательным.

Я остановился. Заросшая улица спускалась вниз. Было тихо, пусто, жарко.

Почему ползун не захотел пойти со мной? Ведь ему хуже одному, чем с нами? Как он попал в эти пустынные места? А если он не выслеживает нас, может, должен с кем-то встретиться?

Я должен все это выяснить.

Убедившись, что меня от родника не видно, я перебежал к ушедшему в землю, развалившемуся дому. Возле него росла большая сосна, могучие ветви которой начинались невысоко над землей. Я забрался по ветвям в гущу кроны и отыскал такую позицию, с которой я, невидимый, мог с высоты птичьего полета наблюдать за родником и поляной вокруг него. Любой человек или спонсор, который приблизится к деревне со стороны речки, обязательно попадется мне на глаза.

Я устроился поудобнее и решил ждать.

Мой расчет оказался правильным. Прошло несколько минут, может быть, полчаса, и из леса, постояв осторожно на опушке и оглядываясь, вылез ползун. Он скользнул вниз к роднику ‒ видно, хотелось пить. Он пил как собака, приподняв туловище на удлинившихся лапах и опустив морду в воду.

Напившись, ползун медленно пополз к кустам. И вдруг замер. Он что-то услышал ‒ я же был оттуда далеко и ничего не слышал.