Любимец

Они еще долго обсуждали, что им делать, и разошлись поздно вечером. Я слушал и все более ужасался. Ни один из этих спонсоров не сказал, что ему жалко людей. Ну хоть немного жаль. Им жалко своих благ и своих доходов.

Я был так взволнован и удручен, что совершил роковую ошибку.

Когда спонсоры улетели на своих вертолетах, я вышел из библиотеки и подождал возвращения Сийнико в кабинете. Тот удивился, увидев меня.

‒ Ты зачем пришел? ‒ спросил он.

‒ Неужели вам не жалко людей, которых вы убьете? ‒ спросил я, отходя к двери.

‒ Каких людей? ‒ удивился спонсор.

‒ Которые погибнут по проекту двенадцать.

‒ Откуда ты знаешь?

‒ Я был в библиотеке!

‒ Ты понял?

Спонсор неподвижно навис надо мной.

‒ Ты знаешь наш язык?

‒ Немного, ‒ сказал я. Чувство близкой опасности заставило меня съежиться. ‒ Совсем немного.

Я произносил эти слова так, будто слабое знание языка меня спасет.

‒ Тебя учили?

‒ Я жил в семье и слушал.

‒ Ты слушал? И все?

‒ Я смотрел телевизор.

‒ А дома знали, что ты понимаешь наш язык?

‒ Вряд ли. Вы, спонсоры, думаете, что мы слишком тупые, чтобы выучить ваш язык.

‒ Это исключено! ‒ воскликнул спонсор. ‒ Этого еще не было.

‒ Наверное, я не один такой. Есть же любимцы и поумнее меня.

Спонсор уселся в свое кресло, он смотрел как-то мимо меня, в угол комнаты, словно побаивался меня.

‒ Опасность, исходящая от тебя, ‒ сказал он наконец, ‒ представляется мне большей, чем твоя ценность как свидетеля.

‒ Вы обещали Маркизе! ‒ напомнил я. У меня все внутри дрожало.

‒ Я?

‒ Вы дали слово!

‒ Я его дал, я и возьму обратно.

‒ Вы изумительно говорите по-русски, ‒ сказал я спонсору.

Тот не смог сдержать знак улыбки.

‒ Не бойся, ‒ сказал он. ‒ Я тебя ликвидирую так, что ты этого не заметишь. И никто этого не заметит. Так что не беспокойся.

‒ А нельзя обойтись без таких мер? ‒ спросил я.

‒ Иди спать, ‒ отмахнулся от меня спонсор. ‒ Я страшно устал и недоволен. Может быть, правы те, кто выступает за полную ликвидацию человеческой расы.

‒ А есть и такие?

‒ Разумеется. Это гигиенично, это решает все экологические проблемы на Земле.

‒ Зачем? Чтобы жить на Земле вместо нас?

‒ В конечном итоге всегда побеждает сильнейший.

‒ Неужели некому за нас заступиться?

‒ Заступаться? Откуда ты слышал о заступниках?

‒ Я не слышал.

‒ Люди лживы. Ты ‒ один из самых изощренных лжецов вашей породы. Вы недостойны того, чтобы коптить небо.

‒ Вы сердитесь? Вы испугались меня?

‒ Что?.. Уходи ‒ не то разорву тебя своими руками.

Я ушел. Он, конечно, не станет меня убивать собственными руками, но в голосе его звучала смертельная для меня угроза. Спонсор был рационален. Я стал опасен, потому что подслушал их секретный разговор и имел глупость в этом признаться. Теперь спонсор должен опасаться, что я сообщу об этом разговоре.

С такими горькими мыслями я отправился к себе в бокс.

Темнело. Но небо было уже весенним, ожившим, по нему текли облака. От леса несло холодом, там, в чаще, еще скрывались лепешки снега. Первые звезды уже разгорались на восточной стороне неба. Я остановился и стал смотреть на небо, охваченный неожиданным и непонятным самому себе ощущением счастья, слияния с этим миром. И от этого наваждения звуки питомника, доносившиеся до меня, показались мне звуками настоящей Земли. Голоса уродцев, созданных на потеху спонсоров, ‒ веселой музыкой обыкновенных детских игр, клокотание вентилятора вытяжки из лаборатории генных инженеров ‒ перестуком колес далекого поезда, низкие звуки голоса спонсорши Фуйке, отчитывающей повариху за неучтенную тарелку, ‒ криком совы в густой чаще, карканье ворон… впрочем, это было именно карканье ворон, и ничем иным оно показаться не могло.

Я огляделся. Далеко сзади появился квадрат света ‒ в нем обозначился силуэт спонсора Сийнико, который потопал к генетикам ‒ как всегда, вечером он проверяет, что они сделали за день. Поэтому-то лаборатория так велика ‒ она построена по масштабу спонсоров, чтобы проверяющий всегда мог нагрянуть и проверить, чем занимаются там люди.

Вспыхнули прожектора на вышках вокруг питомника ‒ они зажигались автоматически, когда темнело. Я знал, что на вышках дежурят милиционеры. И вдруг со злорадством подумал: ведь и вас, голубчики, ликвидируют. И, может, раньше других. Вспомните стадион. Тот, где я убил спонсора…

Честное слово, я не жестокое существо и даже никогда не таскал кошек за хвосты. Я столько лет прожил в покорном мире, которым правили спонсоры, не подозревая, что они вовсе не благодетели, а грабители и убийцы! Но даже когда я увидел правду, во мне не возникло желание убивать. Ну как можно убить просвещенного и разумного господина Сийнико, который, многим рискуя, скрывает меня в питомнике!

Мне стало холодно. Я пошел к себе в бокс. Мои больные, которым стало лучше, они днем уже вылезали погреться на солнышке, сидели, накрывшись одним одеялом, и что-то пели. При виде меня они смутились и замолчали. Я знал, что петь запрещено, но сказал:

‒ Вы пойте, не обращайте на меня внимания.

Но они уже не стали петь.