Любимая учительница

Именно тогда Глеб, выдав, что я просто охренительна в этих говнодавах на тонких ножках, опустился на колени передо мной и начал аккуратно расшнуровывать ботинки. Я буквально замерла, ощущая на плечах каменные руки Давида, стеной стоящего позади, и не делающего никаких движений больше, кроме того, самого первого, когда он содрал с меня платье.

А Глеб, расшнуровав ботинки и по одному сняв с меня их, провел горячим языком по икре вплоть до колена, поставил мою ногу себе на плечо, что-то пробормотав про кукольные стопы, и мягко прикусил нежное местечко с обратной стороны колена. Я ахнула и подогнула ноги, уперевшись макушкой в Давида. Ощутила его легкий поцелуй в волосы, поддержку горячих ладоней на плечах, а затем Глеб, медленно поднявшийся с колен, провел по моему телу руками, и, сделав резкое движение, посадил на талию, заставив скрестить ноги за спиной.

И понес в спальню, не отводя своего жаркого обещающего взгляда.

И я не противилась. Прижалась только теснее, жадно поцеловала шею, упиваясь вкусом кожи, одурманиваясь запахом.

Матрас был огромный и твердый.

Глеб сел на него, не отпуская меня, а затем лег, удерживая мои бедра так, чтоб я оседлала его.

Я наклонилась, мягко потерлась всем телом о его, раскрыла губы, медленно прихватывая вкусную кожу, лаская, никуда не торопясь. Зачем торопиться? Вся ночь наша. Не о чем думать. Все уже решено. Никуда я от них не денусь. И они от меня. И, поэтому, гори оно все. И будь, что будет.

Одно движение, и джинсы спущены, член освобожден. Большой, твердый, его хочется гладить, хочется ласкать. А если хочется, зачем себе отказывать?

Я сползла ниже, прихватила его губами, аккуратно и нежно. Глеб застонал, зарылся в волосы пятерней, поощрительно сжал, направляя. Я начала двигаться, старательно и глубоко. Наверно, неумело, но, судя по звукам, Глебу все нравилось. Его стоны, короткие, хриплые, заводили меня невозможно, запах, мужской, терпкий, дурманил, снося голову, между ног стало томно и тяжело, и я не выдержала в итоге. Не смогла. С пошлым хлюпом выпустив член изо рта, я скользнула выше, была тут же поймана горячими руками и безошибочно точно насажена до самого упора. Так, что аж искры из глаз от удовольствия. Попыталась двигаться сама, наращивая темп, но надолго не хватило. В мареве подступающего удовольствия почувствовала, как немного прогнулся рядом матрас, как к плечам моим приникли твердые губы, как царапнулась возбуждающе жесткая щетина.

Похоже, Давид решил, что достаточно дал нам уединения.

Я хотела повернуться, но не смогла.

Тяжеленная рука Давида толкнула меня на грудь Глеба, тот сразу же сжал, придавил и начал бешено двигаться, не давая шевельнуться даже. Я ощущала тяжелое поглаживание широченной ладони Давида по спине, горячее дыхание Глеба заглушало все звуки, не давая вынырнуть из пучины осязательного блаженства, и чувствовала себя… Ну не знаю… Игрушкой из секс-шопа, пожалуй. Которую вертят, как хотят. Держат. Прижимают. Переворачивают. И ей это нравится так, словно и нет ничего другого в жизни. И только в этом ее предназначение. Очень странно, дико и… Невозможно заводяще. Правильно очень.

Глеб одним слитным движением, не выходя из меня, переместился, оказываясь сверху, забрасывая мои ноги себе на шею, держа тело на весу все, кроме головы и плеч, и начал двигаться совсем уже в бешеном, безумном темпе, выбивая из моего горла хриплые крики. Которые тут же ловил своими губами Давид, склонившись и нацеловывая лицо, щеки, шею, ключицы. Я беспорядочно дергала руками, не зная, за что зацепиться, похоже, что это отвлекало, потому что Глеб рыкнул:

— Дав! Придержи ее!

И в ту же секунду я оказалась буквально пришпилена к матрасу за запястья. А, учитывая, что все тело по-прежнему находилось на весу, то ощущения были просто феерическими. Давид, не переставая, что-то бормотал по-своему, добавляя градуса безумия всему происходящему, Глеб рычал, лицо его исказилось жаждой, взгляд не отрывался от моего безумного лица с искусанными губами и закатывающимися глазами. И в то мгновение, когда я, выгнувшись и неистово задрожав, закричала от нахлынувшего сладкого спазма, захватившего все тело, Глеб отпустил меня, резко лег, придавливая полностью к кровати и в пару движений, жестких, жестоких даже, догнал в моем удовольствии, умножив его многократно.

Я какое-то время потом вообще дышать не могла, ничего не соображая. Так и задремала, кажется, прямо под ним.

Проснулась от голосов, тихих, спокойных.

— Смотри, спит, как кукла прям. — Это Глеб.

— Да… — какие-то неразборчивые слова на мягком гортанном наречии, с такой лаской звучащие, что даже в груди защемило. Давид. Такой угрюмый и серьезный внешне. И такой нежный.

— Нам свезло, а, брат?

— Очень. Никогда не думал, что так бывает.

— Я тоже.

Помолчали.

— Что делать — то будешь, а? С Лали?

— Ничего.

Опять слово, тяжелое, как камень. Жестокое. Грудь сдавившее. Лали? Кто это? Невеста?

— Но твои…

— Мой отец ничего не обещал. И я ничего не обещал.

— Ну не знаю… У вас там все по-другому.

— Да. Но я не обещал. И не пообещаю теперь уже.

— Ну, это да.

Опять молчание.