Любимая девушка знахаря

– Ну ладно, налюбовались, – нарушил напряженную тишину Тимка. – Негоже такому добру на вольном погляду долго лежать. Давай, Хмуров, собери золото, припрячешь в мой тайник, а потом я тебе ключик дам – цепку снять.

Вассиан заскорузлыми от крови и грязи пальцами принялся собирать самородки. Собирал долго и неуклюже, но Тимка даже не ворохнулся помочь. Маруся сунулась было, однако Митюха поймал ее за подол и остановил, а у Тимки только плечо дрогнуло – и она словно приросла к земле.

Тимка не отводил глаз от золота, провожал взглядом каждый драгоценный кусочек, исчезавший в мягком мешке. Наконец на рубахе ничего не осталось, но Вассиан на всякий случай послюнил палец и собрал еще какие-то неразличимые глазом крохи. Тимка правой рукой принялся подтягивать к себе цепь, укорачивая ее, чтобы Вассиан был поближе, а левой взял лежавший рядом свой обрез.

Маруся посмотрела на обрез – и в то мгновение взяла ее острая досада на то, что она его прежде не заметила. Не заметила – и упустила удачный миг, когда Тимка и Митюха были слишком поглощены разглядыванием золота. Если бы она оказалась половчей, если бы посообразительней оказалась, то успела бы схватить обрез и двумя выстрелами уложить и того, и другого. Да, успела бы, и не дрогнули бы ни рука, ни сердце! Потом забрала бы клад у Вассиана – и только ее тут и видели! Хотя нет, одна не нашла бы дороги... Ну что ж, пришлось бы Вассиана вести с собой на цепке – до поры до времени, пока не оказались бы поблизости от деревни. А там привязать его цепкой к дереву – и даже греха нового убийства брать на душу не нужно, сам помер бы. И все золото досталось бы ей одной, невообразимое количество – три фунта. Нет, четыре, если считать еще и то, что запрятано сейчас под Тимкиными нарами.

Эта мысль – страшная, пугающая до ошеломления – словно бы выделилась из Марусиной головы в нечто живое, осязаемое, имеющее зримые, ощутимые формы. И встала перед ней, заглянула в лицо, злорадно, кровожадно усмехнулась. Маруся в душе отмахнулась от искушения, с трудом удержав руку, готовую взлететь в крестном знамении.

Нет, золото помрачило ей разум, только золото виновно, такого греха она никогда на себя не взвалила бы! Да и что проку размышлять, смогла бы, не смогла, все равно Тимкин обрез уже у хозяина, а Митюхин – под рукой у Митюхи, Марусе до него не дотянуться...

Вассиан тем временем добрел уже до сруба, кое-как перебрался через порог. Тимка шел следом, натягивая цепь на манер сергача[26], который водит перед почтеннейшей публикой своего медведя. Зашли в дом, и Тимка прихлопнул за собой дверь.

Митюха посмотрел вслед и перекрестился:

– Упокой, Господи, душу раба твоего...

Маруся таращилась непонимающе.

Внезапно в доме раздался грохот, крик, звук падения чего-то тяжелого. А потом настала тишина.

Митюха снова перекрестился. Маруся переводила испуганные глаза с него на дверь сруба.

Внезапно та распахнулась, и выглянул Тимка:

– Маруська, слышь... Иди-ка сюда, посмотри, тут что-то с твоим дядькой стряслось. Падучая вроде на него напала.

И скрылся в избе.

Маруся метнулась было туда, но Митюха схватил ее за руку:

– Стой. Не ходи.

– Почему? – изумилась Маруся.

– Потому что теперь Тимке вторая голова нужна, – загадочно добавил Митюха.

– С ума сошел? – пробормотала Маруська, попытавшись вырваться.

Но Митюха держал крепко. А когда девушка опять дернулась, перехватил ее подол и с силой нацепил на сук мощной березы:

– Стой, дура, кому говорено!

Она замерла, ничего не понимая, кроме одного: Митюха вдруг сошел с ума, а у Вассиана падучая.

Какая еще падучая? С чего бы?!

Тимка снова показался на крыльце:

– Ну, чего стала?

– Да вон, видишь, подолом, дура, за сук зацепилась, – с хриплым смешком сообщил Митюха.

– Так ты отцепи, ну! – приказал Тимка, уходя в дом.

Митюха, сунув под мышку обрез, склонился к Марусиной юбке, делая вид, что отцепляет ее, и сказал негромко:

– Не ходи туда ни в каком случае, убьет тебя Тимка. Вассиана уже прикончил, теперь твой черед.

Маруся хотела опять воскликнуть: «С ума сошел?!» – но губы пересохли, только прошелестели что-то невнятное.

– Ты не знаешь, а я знаю, – зашептал Митюха. – Софрон, дядька Тимкин, один из тех варнаков, что золото тут запрятали, сказал ему, будто клад был Максимом заговорен и дастся через две головы на третью. Первым был Вассиан, который его из земли вынул. Тимка к самородам ни разу не прикоснулся и мне не давал. Но ему нужен был кто-то, чтобы золото из-под нар достать, – это и будет вторая голова. Тебя Бог послал, а может, черт принес. Ты в дом зайдешь, золото из Тимкиного схорона вынешь – тут-то он тебя и пристрелит, вот вторая мертвая голова и ляжет рядом с кладом. Тогда он будет чист, можно золото брать и бежать отсюда куда охота. А вы с Вассианом гнить в срубе останетесь, как раньше сгнили тут Максим с Тати.

– Не может быть... – прошептала Маруся. – Как такое может быть, чтобы Тимка меня убил?