— Не говори чепухи! У меня появилась инвестиционная возможность, которую мы можем рассмотреть.
Под «мы» она подразумевала себя. На этот раз Хавьер не собирался сдаваться.
— А как же Луис? Ты не хочешь поговорить с ним? — Хавьер надеялся, что ее муж возьмет на себя хотя бы небольшую тяжесть от истерик Ренаты.
— Луис? О, он ушел. С ним покончено.
Хавьер сжал пальцами переносицу, стараясь избавиться от нарастающей головной боли.
— Что случилось?
— Он воровал, — прошипела Рената. — Опустошал наши счета. Вот почему мне нужно, чтобы ты вернулся. Ты должен все исправить.
— Нет.
На другом конце телефонной линии воцарилась гробовая тишина.
— Не веди себя как мальчишка, Хавьер. Я жду тебя завтра.
— Нет, — повторил он, яростно пытаясь умерить свой гнев.
Он только и делал, что отдавал, и теперь знал: этого никогда не будет достаточно.
— Как ты смеешь?! После всего, что я тебе дала! Ты неблагодарный, презренный ребенок. Эгоист! Если бы не я, где бы ты был? Как и твой неудачник-отец, ты был бы на улице. И ты думаешь, что бросишь всю мою любовь обратно мне в лицо? Вот что я скажу тебе…
Санти вздохнул, ставя последнюю тарелку в посудомоечную машину, помогая убирать со стола после обеда.
— Думаю, нам пора, дорогая, — сказал он жене.
Эмили нахмурилась.
— Ой, не уходите, — произнесла она, пытаясь скрыть разочарование в голосе. Было так приятно провести с ними день.
Грустно улыбаясь, Санти объяснил:
— Когда звонит Рената и разговор занимает больше двух минут, это плохой знак, Эмили. Она либо хочет денег, либо отругать его, либо и то и другое. Обычно последнее. Маловероятно, что Хавьер вернется. Но когда ты пойдешь к нему, будь с ним поласковей.
Слова Санти поразили ее в самое сердце, и Эмили поспешила заверить его, что так и будет.
Она попрощалась с ними, улыбаясь и искренне обещая вскоре позвонить Мариане, но день уже утратил свое очарование. Эмили сопереживала мужчине, с которым она угрожала развестись всего восемь дней назад. Внезапно прошлое перестало иметь большое значение, поскольку она увидела ребенка, которого Хавьер прятал у себя в душе. Того ребенка, на которого так повлияло поведение его матери и отказ отца, и она знала, как тяжело Хавьеру.
Она вошла в дом и увидела, что Хавьер смотрит на ущелье из окон гостиной, задумавшись. Наверное, они оба старались убежать от своего прошлого, когда поженились, надеясь найти хоть немного того, в чем им было отказано в детстве. Это не умаляло их чувства друг к другу, но им наверняка следовало быть снисходительнее к своей молодости, когда они решили быть вместе. Возможно, расставание означало только одно: они могли использовать это время, чтобы стать теми, кем им требовалось быть, прежде чем вернуться друг к другу повзрослевшими, поумневшими и ставшими намного самоувереннее. Мысли об этом успокоили Эмили и облегчили ее путь вперед. Она вдруг поняла, что надо делать.
Но, прежде чем рассказать о своих чувствах и поговорить о будущем, которого она хотела так сильно, она должна дать Хавьеру то, что ему нужно в данный момент. Она взяла его за руку и заставила развернуться к ней вполоборота. Коснувшись ладонью его щеки, она положила другую руку ему на грудь и встретилась с ним взглядом.
— Поговори со мной, — сказала она.
Она видела его желание закрыться от нее, как он делал все эти годы. Но она также заметила, как он борется с необходимостью открыться ей. Его попытки много значили для нее. И то, что он выиграл битву, давало ей надежду.
— Я с ней расстался.
Хавьер подумал, не вызвал ли он Эмили из своих глубоких фантазий. Он слышал, как уходили Санти и Мариана, и не сомневался, что они его поймут. Санти знал его достаточно давно и понимал, как на него влияют разговоры с Ренатой.
Но обычно ему удавалось скрывать это от Эмили. Большую часть их брака Рената была занята третьим мужем, потом ушла от него, обвинив в неверности почти за месяц до того, как Эмили уехала из Фрихилианы.
Тепло прикосновения Эмили смягчало его боль.
— Я с ней покончил, — злобно сказал Хавьер. — Она не мать. Она не способна на материнскую любовь. Ее эгоизм все разрушает. Я не дам ей больше ни денег, ни своего времени.
Огонь в его словах сжигал привязанность, которую он чувствовал к Ренате. А Эмили, простота ее принятия и прикосновения устранили по крайней мере часть вреда, нанесенного Ренатой за этот день.
— Мне жаль. — Ее слова потушили пламя, которое разожгла его мать.
— Ты не виновата, — отмахнулся он, желая сдержать свой гнев, хотя присутствие Эмили успокаивало его.
— Я не беру на себя ответственность. Я просто сочувствую тебе и понимаю.
Он изо всех сил пытался сдержать горечь и гнев. И даже во власти эмоций он знал: сделка, которую он заключил с ней, была святой. Это единственное, что у него осталось, и если он ее потеряет…
— Ты должна уйти, — с сожалением произнес он, пытаясь вырваться из ее объятий.
— Нет.
— Эмили, пожалуйста. Уйди! — скомандовал он, но как-то неуверенно.
— Я никуда не уйду, — заявила она, приподнялась на цыпочки и прижалась горячими сладкими губами к его рту.