Любящие сестры

– Нет. У меня сейчас такое чувство… ну… Видел ты когда-нибудь человека, у которого очень старая, еле живая собака? У него не хватает духу от нее избавиться?

– Не понимаю, какое…

– Ведь это было бы даже милосерднее, правда? Несравнимо милосерднее избавить бедное животное от страданий. Но люди рассуждают иначе, ведь так? Они воображают, что доброта состоит как раз в том, чтобы сохранять, а не разрушать. А это не всегда верно. Иногда лучше совсем не иметь, чем иметь, хоть и дорогое, но мешающее жить.

– Не представляю, чтобы я мог полюбить другую женщину так же сильно, как тебя.

Долли закрыла глаза, впитывая каждое его слово. Ей хотелось запомнить их, чтобы проигрывать про себя снова и снова, как магнитофонную запись, в течение долгих одиноких дней, которые грядут.

Это не Долли Дрейк любит тебя, Анри, это Дорис Бэр-док – женщина, скрытая под платиновыми волосами и дорогими украшениями. Женщина которая до сих пор осталась скромной провинциальной девчонкой из Клемскота, любившей, сидя на пыльном крылечка рассматривать каталог Сирса[22]… мечтая о большом дома который у нее когда-нибудь будет, и о необыкновенном, прекрасном мужчине, который будет жить в нем вместе с ней.

И вот оказалось, что этот прекрасный мужчина не собирается жить в ее большом доме.

Когда она была маленькая, то однажды приняла участие в конкурсе: надо было срисовать картинку со спичечного коробка. И вдруг через полгода получила письмо, где сообщалось, что она выиграла приз. Она так разволновалась, что пришла в неистовство. Звонила по телефону всем знакомым и кричала: «Я выиграла! Я выиграла!», пока мачеха все не испортила.

Долли, как сейчас, видела ее четко очерченный силуэт на фоне яркого солнца, льющегося в окно кухни. Мама Джо стоит у стола возле раковины и гладит белье с волосами, накрученными на бигуди, в цветастом платье обшитом тесьмой по горловине и на карманах. Приемник, стоящий на морозилке включен, и она подпевает Мэй-бель Картер: «Это, наверно, замкнутый круг». В тот вечер она собиралась пойти в церковь, чтобы помочь преподобному Дэгету подготовиться к завтрашнему ежегодному благотворительному базару. Внезапно повернувшись к Долли, порхающей по кухне в состоянии эйфории, и уставив на нее глаза-буравчики, мачеха презрительно сказала: «Всем давно известно, что это чушь собачья. Они готовы дать стипендию хоть одноногому цыпленку, лишь бы этот дурачок выложил им крупные денежки за полный курс».

Вот и теперь, как когда-то в детстве Долли почувствовала что самого лучшего ей никогда не достается, потому что она никогда не может получить первого места «Но ведь он пока еще здесь, со мной. Мой самолет еще не улетает».

– Хватит разговоров, – прошептала она. – Я уже устала от слов. Лучше обними меня. – И, улыбаясь сквозь слезы, не обращая внимания на сердечную боль, протянула к нему руки, – До самолета еще целых три часа. В нашем распоряжении такая большая кровать, а мы зря теряем время!

16

Энни оглядывала гостиную Долли, заполненную гостями. За те несколько месяцев, пока ее не было, здесь ничего не изменилось. Возле камина, как и прежде, стоял обитый белой кожей диван, который всегда напоминал ей гигантский измельченный корень алтея. За диваном, под прямым углом ко входу в столовую, расположился довольно нелепый бар с кожаным основанием, усеянным пуговичками гвоздей. Этот анахорет начала шестидесятых годов вызвал у Энни улыбку. Ей представился Рок Хадсон в смокинге, потягивающий сухой мартини с оливкой, опершись локтем на его лакированную поверхность. Ностальгическую нежность вызвала у нее даже так называемая скульптура – самая уродливая груда гипса, какую ей только приходилось видеть как украшение стерео-кабинета.

«Но что-то все-таки изменилось. Я сама».

Она испытывала то же чувство, как когда-то, посетив свою начальную школу через некоторое время после выпуска. Как будто родное, но в то же время чужое место. Неужели прошло всего три с половиной месяца? Энни глядела на Долли в элегантном, рубинового цвета, бархатном платье с низким вырезом, расшитом маленькими искусственными бриллиантами, стремительно снующую между гостей, словно экзотический попугай, и ей казалось, что она смотрит на все это через окно.

Она снова огляделась, всматриваясь в окружающие лица, ища среди них то единственное, которое убедило бы ее, что она по-настоящему дома.

Джо.

Где же он? Вчера, когда наконец добралась до дому, она была не в силах с кем-то разговаривать и сразу легла спать. А сегодня вечером ее вывел из дремоты телефонный звонок Долли, которая сообщила, что ее водитель заедет за Энни через час и к тому времени она должна нарядиться в свое самое соблазнительное платье. Тетка, как оказалось, решила устроить ей маленький праздник возвращения – то, чего ей сейчас хотелось меньше всего. Но отказываться было поздно – все уже, как говорится, «на мази». Осталось только выразить заботливой тетушке свою признательность.