Любящая

Самолет совершил мягкую посадку в аэропорту Дж. Кеннеди. Беттина безжизненно смотрела в окно автобуса, катившего к зданию аэровокзала. В больнице она провела неделю и выписалась только сегодня в полдень. На следующий день после выкидыша она позвонила в театр и сказала, что находится в больнице и что врачи прописали ей трехмесячный отдых. Последнее она выдумала, но таким образом можно было прекратить действие контракта. Из Нью-Йорка в тот же день вылетел новый второй режиссер, молодой человек, который искренне жалел о том, что случилось с Беттиной. Он же перевез все ее вещи из гостиничного номера в больницу. Энтони тоже заходил однажды, стыдливо пряча глаза. Он выразил сочувствие, но оба они знали, что это — ложь. Беттина во время его посещения вела себя деловито и обещала связаться с адвокатом сразу по прибытии в Нью-Йорк, то есть на следующей неделе. Она дала согласие не оформлять развод, пока не пройдут три недели, положенные для получения зеленой карты. Затем, посмотрев на Энтони с нескрываемым отвращением, она велела ему убираться. Он задержался в дверях, словно желая что-то сказать, но раздумал и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Больше он не приходил и не звонил, а через два дня театр уехал из Атланты.

За оставшееся время в больнице не произошло ничего особенного. Беттина печалилась и тосковала — не по Энтони, а по умершему ребенку. Ей сказали, что это была девочка. Беттина все дни пролежала в постели, тихонько плача. Сестры внушали ей: не плачь, не поможет, но она ничего не могла с собой поделать. К концу недели она поняла, что это не только из-за ребенка, а из-за всего. Она плакала по отцу, так неожиданно ушедшему от нее, по Айво, с которым она обошлась так дурно и который, в свою очередь, обошелся с ней очень жестко, по Энтони, воспользовавшемуся ею ради зеленой карты, и наконец по навеки потерянному ребенку. Теперь у нее никого и ничего не было. Ни ребенка, ни мужа, ни дома. Никто не ждал ее. В двадцать шесть лет ей показалось, что жизнь подошла к концу.

Эти мысли одолевали ее, когда она отстегивала ремень и затем медленно брела по проходу в самолете. Казалось, все застыло вокруг. Она двигалась словно под водой, ничего не замечая и не слыша. Получив багаж, она наняла носильщика, взяла такси и через сорок пять минут уже открывала дверь квартиры Энтони. Еще раньше она дала себе слово побыстрей собрать вещи и немедленно переехать в гостиницу, но, войдя в квартиру, расслабилась и заплакала. Выдвигая ящики, складывая горой одежду, она вспоминала и плакала, плакала и вспоминала. На сборы хватило двух часов. Да, недолго она тут пожила. Брак с Энтони длился неполных полгода. А с Айво — семь лет. Дважды разведена и теперь — словно лежалый товар.

Поставив чемоданы и сумки у дверей, она спустилась на улицу и взяла такси. К счастью, водитель согласился перетащить вещи вниз. Пришлось четыре раза подниматься и спускаться — лифта в доме не было. За это Беттина дала ему двадцать долларов на чай, когда они приехали к указанному Беттиной отелю. Она покинула мансарду, не испытав никаких эмоций. Наверно, она уже была на это неспособна. Теперь ей лишь бы о себе позаботиться. Неудачница. Какой же дурой она была. Вспомнив об Энтони, Беттина горько усмехнулась.

За время долгих гастролей она, вроде бы, должна была привыкнуть к жизни в гостиницах, но нет — сидя в номере она давилась слезами от тоски. Ей хотелось позвонить Айво, однако это было неудобно. Не с кем поговорить, даже Стива не было в городе. Беттина решила внимательно прочитать объявления в газетах о сдаче квартир внаем, но строчки плыли у нее перед глазами. Не в силах больше терпеть, она сняла трубку и набрала номер. Затаив дыхание, Беттина вслушивалась в долгие гудки. Какая же она дура. Вдруг он скажет ей что-нибудь резкое, вдруг станет корить. Да нет, так поступил бы кто угодно, только не Айво. Ожидая услышать знакомый голос Матильды, Беттина удивилась, когда ей ответила другая женщина.

— Матти?

— Кто говорит?

— Я… Кто вы? Где Матти?

Последовала пауза.

— Она умерла два месяца назад. Меня зовут Элизабет. А вы кто?

— Я… Простите, — Беттина почувствовала, как подступают слезы. — Могу я поговорить с мистером Стюартом?

— Кто вы? — Элизабет явно забеспокоилась.

— Я — мисс Пирс, то есть, я хотела сказать, миссис Стюарт, то есть… Неважно, кто. Он дома?

— Нет, он на Бермудах.

— Ах, вот как. Когда он вернется?

— Не раньше апреля. Он снял там дом. Вам дать телефон?

И Беттина вдруг поняла, что не станет ему звонить. Все правильно. Так и должно быть. Она повесила трубку и тихо вздохнула.