– Турция уже не та. Ты не сможешь… со своим западным мышлением…. Здесь многое изменилось. Тебе то чего объяснять, сама все понимаешь….
– Смогу… вот этот факт меня беспокоит менее всего. Они не смогут вытравить из Турции светскость. Это будет означать, убить турецкую республику. Я в это не верю. – проговорила я, выявляя свою больную мозоль. – Меня беспокоит мой возраст. Потому, что это не Европа или США. Тут женщина после сорока пяти уже старуха… в принципе, как и в Узбекистане.
Семра молчала.
– Наргис, тебе на Западе надо зацепиться. Ты туда очень хорошо вписываешься, – сказала она, несколько секунд спустя.
– Как?
– Не знаю… Ищи какие-то проекты опять, стипендии.
Я хмыкнула. Мне не хотелось говорить ей о том, что я завязала с наукой. Мне не хотелось посвящать её в свои интересы. Потому, что я понимала, что рядом с ней, человеком рационального ума и сложившейся жизни, мои духовные метания, кажутся вялыми попытками человека, опоздавшего на свой поезд, догнать его.
– Ну что? Вернёмся на Багдадскую? – деланно весело проговорила я, пытаясь поменять тему.
– Хорошо, – согласилась Семра. – Я тебе ещё такое классное местечко покажу.
Оставив машину на одной из стоянок, Семра отправилась показывать мне свою вотчину. Мы прогуливались по проспекту Багдад, элитному району азиатской части Стамбула, где не место туристам, мигрантам, и плебсу с банковским аккаунтом менее шести-семи цифр в иностранной валюте. Здесь не было ни трамваев, ни метро. Только редкие маршрутки рассекали богатые кварталы и улицы проспекта с цепочкой магазинов известных брендов и бутиков.
Мы поглазели на бутики, зовущие своими бренд-нью товарами. И вскоре, я почувствовала скуку. Это было место, которое никогда не будет мне близким. Я не почувствовала энергетику багдадской улицы.
– Я тоже иногда покупаю здесь, – сказала Семра. – Но не часто. Кстати, тебе ничего не надо купить?
– Нееет, только не здесь! – ответила я и захохотала.
Семра восприняла серьёзно мой истерический смех.
– Если тебе что-то надо, скажи мне! Поедем куда-нибудь в приличное место. Только не ходи в Лалели!
– Почему?!
– Там публика не очень…все приезжие. И наши все челночники, мигранты и прочие там живут и ездят отовариваться. Там опасно…
– Ладно…, – протянула я и вспомнила, как мы с коллегой семь лет назад гуляли именно по Лалели. Тогда этот район казался мне вполне приличным.
– А название то какое нежное… Лалели…
– Но, если ты хочешь отведать вкусного узбекского плова или самсы, в Лалели много наших ресторанов. Весьма недурных…
Семра улыбнулась.
– Ой нет. Знаю я все эти эмигрантские пловы и самсы, – сказала я, вспомнив отвратительную баланду, называвшуюся «плов», что мне доводилось пробовать в узбекских ресторанах Нью Йорка.
– Ну конечно… настоящий плов только в Узбекистане…
– Да… пожалуй, это то немногое, чем нам стоит гордиться.
– Кстати, о плове и о турках… – сказала Семра. – Будь готова к тому, что, если ты окажешься в гостях в турецкой семье или компании, они обязательно спросят тебя, умеешь ли ты готовить плов. Это как пит дать! Раз из Узбекистана, значит ты должна уметь готовить плов.
– Вот имперцы! Блин, что за колониальное мышление? Но в России то же самое. – Я вспомнила как моя подруга, одна хорошая художница выставляла свои фото из персональной выставки в России, где её обрядили в национальный костюм и заставили делать плов.
– Это из области вашей социальной антропологии и пост-колониальных учений. Сами и объясняйте этот феномен, с позволения сказать. А что если я не умею готовить плов? Стану изгоем?
– Нет, изгоем не станешь, конечно, но вызовешь определённое удивление. – ответила Семра.
– А тебя тоже спрашивали? Ты вроде как своя…
– Нет, для них я тоже узбечка… раз родилась в Узбекистане. Но я не возражаю… я люблю Узбекистан.
– Ориентализм… – добавила я, сделав умное лицо. Одно из проявлений ориентализма. – Эти пловы, национальные костюмы, и прочая дребедень традиционная… это типы ориенталистского мышления. Вообще, ваши ещё те имперцы… постоянно спрашивают меня, почему я не говорю по-турецки, если я узбечка. А с какого барабана я должна уметь говорить по-турецки, не понимаю…
Семра засмеялась.
– Ну ты же знаешь, почему…
– Догадываюсь…, – ответила я с грустинкой.
– Ладно, идём, я покажу тебе немного другой Стамбул. – сказала она, встав.
Семра отвела меня на набережную в районе Суадие. Там вообще было очень мало людей, были беговые и велотреки, как в любом городе Европы или США. Парки, теннисные корты и прочая элитная атрибутика. Чуть дальше, простиралась череда небольших домов, но очень дорогих домов и коттеджей с огромными окнами, террасами и лужайками перед входом. На некоторых террасах сидели толстые турки и пили кофе…, наслаждаясь видом моря.
Мы присели на одну из скамеек с видом на пирс.
– Как ты сказала, называется этот район?
– Суадие.
Стоял прохладный солнечный, но ветреный день. Водная гладь Босфора, а может быть уже и не Босфора, а Мраморного моря искрилась, ловя солнечные блики на ершистую рябь.