Люби и властвуй

– Знай, Лорм оке Цамма, что Овель исс Тамай была похищена мною лишь потому, что подвернулся очень редкий и удобный случай, который выпадает раз в десятилетие. Преданные мне люди содержат ее в Пинна-рине, в тайнике. Она цела и невредима, и эти слова вошли бы в уши Хорта оке Тамая сладчайшим медом. Но знай также, Лорм оке Цамма, что цена, которую я востребую с Сиятельного князя за ее шелковую кожу, будет очень и очень высока. Первое - голова гнорра-самозванца. Второе - полное восстановление моей должности и моих привилегий. И третье - рука и сердце Овель исс Тамай. В обмен за это Сиятельный князь получит: первое - преданного слугу князя и истины в моем лице на вечные времена; второе - мое согласие на его княжеский титул или, иными словами, полное одобрение того гнусного преступления над династией Саггоров, которое свершилось на днях по его воле; и третье - тело прекрасной Овель исс Тамай.

Лорм оке Цамма не был профессиональным слово-плетом из Иноземного Дома, но страшные и захватывающие события, которые творились в Варане, обострили все его природные добродетели. Покрасневший было до корней волос вместе с началом тирады Лагхи, Лорм довольно быстро успокоился, оценил ситуацию и пришел в ровное расположение духа. Пауза, повисшая после слов гнорра, была недолгой.

– Я понял вас, милостивый гиазир. Мое дело было выяснить, на каких условиях вы согласны предоставить искомый предмет Сиятельному князю, и я это выяснил. Я не имею полномочий принимать или оспаривать ваши условия, от которых, как я прекрасно понимаю, вы не отступитесь ни на иглу. Мне осталось неясным лишь названное вами «третье». Вы просите руку и сердце прекрасной Овель исс Тамай, в то же время вы предлагаете Сиятельному князю ее тело. Я не знаток изысканных иносказаний, к которым прибегают в Пиннарине столичные господа для описания любовных отношений, и потому хотел бы уяснить… .

– Так ты же только «говорящая раковина», а? - перебил его, хитро подмигивая, Лагха. - Зачем тебе уяснять? Напишешь Сиятельному князю просто «тело предмета» и, скажем, «руку и сердце предмета». Можешь не сомневаться. Сиятельный князь - большой знаток «изысканных иносказаний», он все поймет.

– Прошу меня простить, я перешел границы дозволенного, милостивый гиазир, - отводя глаза, пробормотал Лорм оке Цамма.

– Послушай, Лорм, у тебя жена есть? - неожиданно спросил Лагха.

– Ее тело две недели как сожгло погребальное пламя.

– А дети?

– Увы, нет, милостивый гиазир.

– А завещание ты составил?

– Да, милостивый гиазир.

Лорм оке Цамма окончательно уверился в том, что теперь гнорр уж точно убьет его.

– И тебя ничто не держит в Урталаргисе, ведь так?

– Ничто, кроме долга перед князем и истиной, милостивый гиазир.

– И сейчас ты уверен в том, что я прикажу убить тебя.

– Да… милостивый гаазир, - у Лорма оке Цаммы подгибались ноги, но он, совершив над собой усилие, остался стоять, а не упал перед безумным сероглазым монстром на колени и не взмолился о пощаде. Нет, он умрет стоя.

Спустя полчаса единственный почтовый альбатрос, которым располагал гарнизон Перевернутой Лилии, взмахнул мощными крыльями и отбыл на запад. В запечатанном наглухо футляре «крылатый корабль Пел-нов» нес послание, написанное Лагхой Коаларой за скудным завтраком, который напрочь отказывался лезть в его пересохшую глотку. То и дело сглатывая комки, которыми подкатывала к горлу отвратительная горькая изжога, Лагха Коалара писал:

«Приветствую вас, милостивый гиазир Хорт оке Тамай, и спешу принести запоздалые поздравления со столь стремительным взлетом к княжескому престолу, о котором еще совсем недавно вы не могли и помыслить…»

Потом гнорр обстоятельно, но в очень живых красках излагал суть своих условий. Потом почерк его стал расползаться, и распущенные с особой и оттого весьма угрожающей небрежностью мазки красной туши повествовали:

"По существу нюансов выполнения моих условий. Зная, сколь благоволит вам Флот Открытого Моря, я требую при поддержке морской пехоты убить самозваного гнорра. В случае сопротивления разрешаю вам штурм пиннаринского Свода Равновесия.

Пятого числа месяца Гинс в Час Орниделен четыре верных мне корабля «Голубых Лососей» войдут в пин-наринскую гавань. Я буду на борту одного из них и хочу видеть вас на пристани Отдельного морского отряда близ памятной стелы «Голубого Лосося». С вами должны быть неоспоримые доказательства смерти самозваного гнорра. Я со своей стороны обязуюсь привести вам неоспоримые доказательства жизни Овель исс Тамай. Вслед за чем между нами состоятся публичные дружеские переговоры и церемония полного взаимного признания.

В заключение прошу вас принять в расчет три обстоятельства.

Первое. В случае попыток покуситься на мою жизнь Овель исс Тамай будет подвергнута мучительной смерти на ваших глазах. (Это, в общем-то, было правдой, хотя Лагха Коалара где-то в глубине души опасался, что в решительный момент ему не хватит духу подать своим людям роковой знак.)