Люба – Любовь… или нескончаемый «Норд-Ост»

Катя оказалась белозубой и румяной, лишь по выцветшим безжизненным волосам, все еще хранившим след неудачной шестимесячной завивки, и сухоньким рукам я узнала в ней маленькое слезливое существо. Выяснилось, что газ, которым она надышалась, вызывает кратковременное расстройство психики, главным образом, страх. Теперь все прошло, вот только бессоница замучила, да головные боли – это от нервов, никак не может забыть больницу. Поделиться, как назло, не с кем, был один мужичок на примете, и то после этой истории сбежал.

– Я-то теперь в стороне, а сказать, что там увидела, никто не поверит

– А зачем говорить? – весело заметил Сергей, – Живи себе поживай, да добра наживай!

– Нельзя такое злодейство от людей таить! – с нервной убежденностью воскликнула Катя, – только вот сказать страшно: жить больно охота.

– Ну а перед смертью, сказала бы? – поддел ее Сергей Водянистые глаза Кати застыли в недоумении. – Ясное дело… только как доказать? Документы нужны, а они за семью замками.

Вот, скажем, пристают, почему работала без противогаза. Если я объясняю, что мне его не дали, сразу чувствую недоверие. Как-то со злости ответила: «противогаз – излишняя роскошь!» Приятель не уловил иронии, но зато был преисполнен сочувствия…

– Такова человеческая природа,– заметил Сергей, разливая по рюмкам коньяк, – надевать на себя защитный панцирь оптимизма или прятать голову под крыло. У кого какое крылышко – телевизор, рыбная ловля или моды… Власть выгодно использует наше естественное желание – верить в лучшее, а не в худшее. А ежели тебе, дорогая Катерина, так уж невмоготу молчать о преступлениях в ваших СПЕЦ, клади на стол доказательство. Есть у вас оно? Тут же и разберем….

– Да есть одно, – нехотя произнесла Катя, которая не верила красавцам-говорунам. – Вот мое доказательство! Или вам неинтересно? – И, не ожидая одобрения, заговорила быстро, взахлеб о том, что, видно, болела, как свежая рана – У нас на опытном военном химическом заводе под Калининым, в феврале это было, 1969-го, травили беременных женщин. Вам это, Сергей, интересно – нет?

– …Беременных… все же…– процедил Сергей. – Такого не слыхал…

– Так вот, моя последняя соседка по палате Нина Бакова. Около года назад она ждала ребенка, поэтому начальство предложило ей более легкую и безопасную работу в другом цехе. Оказалось, там скопилось более двадцати беременных женщин. Однажды кто-то из них почувствовал слабый запах, а может это только показалось. Кто-то потянул ее к выходу; дверь заперта. Крики не помогали – через некоторое время военизированная охрана выпустила только троих. Остальных выпускали маленькими группами через определенные промежутки времени, периодически запирая дверь снова. Всех женщин немедленно развезли по больницам. Нина попала в Перовскую. Опасаясь за здоровье будущего ребенка, требовала от врачей прервать беременность. – Аборт делать не стали, шесть месяцев ее держали в больнице и исследовали. Ребенок родился, как сказали врачи, «с некоторыми отклонениями от нормы». Его отправили в какую-то другую больницу, и Нина никогда больше не видела свою дочь. Когда я уходила, Нина попросила меня оставить адрес: в Москве у нее никого не было, а она думала, что именно здесь, в столице, она найдет справедливость. Нина обила все пороги, дошла до Министерства Здравоохранения, пытаясь хоть что-то узнать о дочке или хотя бы получть ее останки. Только когда встретилась с другими женщинами из этого цеха, поняла, что даже надежда на справедливость – потеря времени. Те, у кого дети родились живыми, больше их не видели. У некоторых – родились мертвыми. Часть женщин погибла –те, кто выходил в последних партиях. Никакого – объяснения или компенсации за несчастный случай никто не получил.

Когда на заводе поползли слухи, что это был не несчастный случай, а эксперимент на людях, оживился партком, предупредил, по заведенным ими правилам, что все это сплетни антисоветского характера за что суд и тюрьма.

– Пожалуй, девочки, про такие дела лучше не рассказывать… – пробурчал Сергей. – Доказать – ничего не докажешь, а наживешь себе холеру…

– А убийство Тони – и это для вас не доказательство?! – вырвалось у Кати.

Люба вскочила на ноги. – Как, убийство?!… Катя, когда?! Где?!

– Не выпустили ее из больницы. Не знаю, заставили ее расписаться или нет? Может, уступила насильникам… Да, видно, «хаки» галочку возле ее имени поставили. Дескать, опасна! Мыслит независимо, насмешлива, остра на язык. Иногда такое скажет… Умных в России не любят. Только покажется над забором умная голова, тут же палкой по ней: не высовывайся! Скончалась Тонечка в декабре шестьдесят восьмого, перед самым новом годом. Замечательная женщина была, душевная, заботливая… – Катя заплакала почти неслышно. Приложила платок к глазам, всхлипнула.