Лицо тоталитаризма

Но более важным является то, что все последующее развитие Югославии подтвердило: демократическим преобразованиям менее важны, хотя также необходимы, та или иная роль партии, та или иная форма правления. Приоритет — за свободой идей и течений в партии, за свободой самого общества. Ибо параллельно с рабочими советами пятнадцать лет длилось всевластие тайной полиции, вплоть до сместившего ее руководителей Брионского пленума Центрального комитета летом 1966 года. Вопреки постоянному подчеркиванию преимущественно идеологической роли партии, оставались прежними ее недемократическая структура и ее привилегированное положение над обществом. Более того, и сегодня еще не исчез страх перед тайной полицией, хотя методы ее смягчены и могущество заметно уменьшено. А партийные вожди именно в эти месяцы силятся «революционизировать» и укрепить Союз коммунистов на основе «единой платформы», другими словами: тайный надзор за гражданами еще не запрещен и не наказуем, а в партии еще не определены и не узаконены права меньшинства.

Рабочие советы, другие органы самоуправления ни по своему назначению, ни по положению в обществе не были в состоянии решить всех проблем свободного, гармоничного развития экономики и даже справедливого распределения (так называемого распределения по труду). Да это и невозможно без узаконенного свободного и активного участия людей, и в первую очередь тех, кто трудится (независимых профсоюзов, других организаций, забастовок, демонстраций и пр.). Экономика — это борьба человечества с природой, и она требует тем большей дисциплины, чем в более сложных условиях люди трудятся и чем более совершенные орудия используют. Патриархальным, напускным демократизмом и примитивностью своей рабочие советы, вопреки добрым намерениям, часто вносят собственную лепту в беспорядок, низкую производительность, прожектерство, имеющие сегодня тем более негативные последствия для экономики в целом, что роль, не говоря уж об эффективности этой роли, союзного и республиканских правительств в экономическом планировании и развитии по незначительности не выдерживает сравнения ни с одной из западных экономик. Если бы даже на рабочие советы не распространялось руководство и влияние членов партии и если бы не давила на них бюрократия на производстве и там, где люди живут, все равно уже в силу того, что вся их деятельность практически ограничена рамками отдельного предприятия — производства и распределения на его уровне, — они не решают и не способны решить ни одного ключевого вопроса, затрагивающего все общество, всю нацию, а несвободное общество и несвободные люди не могут быть свободны в своих экономических ячейках. Если революционеры и коммунисты-демократы видели в рабочих советах и самоуправлении выход из сталинского кошмара, то у партийных бюрократов и олигархов тоже был тут свой расчет.

Вот одно из описаний оборотной стороны так называемого самоуправления:

«Значительным ограничением бюрократической власти» названо «расширение материальной базы самоуправления», достигнутое перераспределением национального дохода. Сказано: у «трудового коллектива» сейчас «развязаны руки» для участия в самоуправлении. Кроме этой, существенных перемен в социальных отношениях не произошло, их нет, — что предельно логично. Бюрократия благосклонно «спустила доход в трудовые коллективы», но такое «спускание» можно проиллюстрировать следующим образом: представим себе, что латифундист разделил часть своей земли между большим числом безземельных, обязав их ежегодно отдавать ему десятую долю дохода. Свои действия он сопроводил филантропическими заявлениями по поводу его якобы добровольного обеднения. Безземельные, каждый на выделенном ему лоскутке земли — плодородном или нет, как кому повезло, — превратились в людей, обладающих свободой трудиться и управлять сами собой. В этой ситуации им не на кого и не на что жаловаться, они сами отвечают за свою бедность, сами вынуждены тратить часть скудного своего дохода на орудия труда, на семена и, естественно, — отдавать десятую долю благородному барину. А он, уменьшив имение, по существу, остался тем же крупным землевладельцем. Его власть над поделенной, разбитой на крохотные участки землей в действительности ничуть не уменьшилась. Он взимает часть плодов и с этой земли, в результате чего модернизирует и усиливает то, что у него осталось. В такой ситуации «более радикальные» мелкие собственники видят выход в сокращении своих обязательств перед землевладельцем, а и вовсе «революционизированные» замышляют целое поместье поделить на независимые участки. В этом им мерещится залог справедливых отношений, свободы отдельной личности и даже успешного производства. Но дело совсем не в том, чтобы безземельных превратить в мелких «свободных» хозяйчиков, поскольку этим путем их социальный статус, по сути, никак не переменится, а в том дело, чтобы исчезло владение, чтобы безземельный управлял целым и трудился в этом целом»[63].