Лицо под чёрным капюшоном

– А-а, явилась не запылилась? Ишь ты, отпуск себе устроила! Мало того, что она глупее моей кошки, так она ещё не может навести порядок в собственном кабинете, который меньше, чем её мозг! Если бы не крутой дядя, я бы давно уже избавился от неё. Мне её тупость уже во где!

Секретарша противно захихикала, а я ясно представила, как шеф полоснул жирной ладонью по горлу.

– Впрочем, теперь я могу это сделать с чистой совестью. Я и так слишком долго терпел!

Шаги удалились, но вскоре обманную, напряжённую тишину вновь разрушил громкий и уверенный топот. Дверь распахнулась, и Михал Михалыч возник на пороге. Его полное лицо было багровым от ярости.

Он колыхнул своё грузное тело и без обиняков выпалил:

– Валентина, ты уволена за прогулы. Потрудись немедленно освободить помещение.

Шеф быстро пересёк кабинет и шмякнул на стол трудовую книжку. После чего, злобно отдуваясь, развернулся, и я увидела его удаляющийся зад, обтянутый тесными дорогими брюками.

Некоторое время я стояла оцепенев, чувствуя, как в груди трепещет потревоженное сердце.

Потом опустила глаза вниз.

И вдруг увидела папку.

Она лежала на нижней полке узкого стеллажа для документов.

Первым порывом было схватить её и побежать за шефом. Но в глазах ещё теснились слёзы, а на дно души оседала горькая обида.

Сквозь тугую муть в голове пробралась слабая мысль, что лучше будет занести папку перед самым уходом, и я рассеянно положила её в открытый большой пакет с продуктами, купленными в мирославинском ларьке. Потом медленно взяла со стола трудовую книжку и сунула вслед.

Собрав все свои вещи, облачилась в плащ, накинула на голову малиновый палантин и выглянула в широкое окно, на одинокий фонтан, людей, укрытых зонтами, и хлещущий по асфальту дождь.

Механически взяла пакет и вышла из кабинета.

Сквозь слёзы образ секретарши Насти растёкся, и её нос уплыл куда-то вбок. И, вопреки драматической ситуации, из меня выскочил дурацкий смешок.

– Сдай ключ, курица, – отрубила та.

– На столе, – промолвила я печально и ускорила шаг, чтобы быстрее вырваться из этого ненавидящего здания в хмурый дождливый день.

Глава четвёртая

О папке я вспомнила только дома, когда начала вытряхивать пакет, и она выскочила оттуда вслед за банкой кильки в томате.

На красную обложку был приклеен бланк с адресом и телефоном клиента и, глядя на него, я растерянно соображала, как теперь вернуть папку шефу или Насте. О том, чтобы ступить на порог офиса, даже подумать было страшно – меня начинало трясти от одной мысли, что я вновь увижу этих людей! А попросить кого-нибудь о подобном одолжении я не могла решиться. Как я догадывалась, контора наша была полулегальной, всех услуг не рекламировала, располагалась в незаметной пристройке обычного дома и иногда действовала не совсем законными методами. И, хотя шефа при его связях это, похоже, мало беспокоило, всё же прибегнуть к посторонней помощи я не рискнула.

В итоге я не придумала ничего лучшего, как вернуть документы обратно клиенту – с извинениями и просьбой обратиться в агентство повторно.

«Ф.И.О. – Константин Зимин, г. Отреченск, ул. Зелёная, д. 108, кв. 16…»

Я огорчённо вздохнула. Надо же было схватить именно эту папку! Зимин живёт в Отреченске, а это почти в ста десяти километрах от Коленова!

На пару звонков по указанному телефону никто не ответил и до утра не перезвонил, поэтому в Отреченск пришлось ехать без договорённости.

Купив билет на самую раннюю электричку, я уселась в её полупустой салон, открыла захваченную из дома книгу и углубилась в чтение, пытаясь отвлечься от гнетущих мыслей и жизненной неопределённости.

Вагон качнулся, трогаясь, и я выглянула в окно. Прямо передо мной, над дверями вокзала, висел живописный баннер.

«Вы покидаете город Коленов…», – гласил он, и что-то дрогнуло во мне при этих простых словах.

Изображённый на баннере железнодорожник вытянул руку в провожающем жесте.

«Вы покидаете город Коленов. Счастливого пути!»

Железнодорожник вдруг недобро сдвинул брови…

Глаза мои, не веря увиденному, испуганно округлились… Однако нарисованный человек и не думал двигать бровями – он стоял замерев, как и положено картинке, брови вели себя смирно, а пристальный взгляд будто рассматривал что-то над крышей вагона.

Я вглядывалась в застывшее лицо мужчины, сердце глухо ухало, а его глаза смотрели поверх вагонной крыши напряжённо и пронзительно.

Колёса весело застучали, и вскоре странный баннер скрылся из виду.

Двое подростков, расположившихся напротив, оживлённо болтали, попивая минералку.

– Хочешь анекдот? – спросил один, верзила лет семнадцати, сняв левый ботинок и поставив ногу на лавку. – Два машиниста разговаривают. « – Знаешь Анну Каренину? – Нет, а что? – Да ничего, проехали!»

Его друг, паренёк помельче, тоненько засмеялся, точно всхлипнул.

Я вдруг почувствовала, что улыбаюсь. Это было так непривычно – края губ неожиданно поползли вверх, и на душе впервые за много дней стало чуточку легче.