Лицо фараона

Эбигайл смотрит на горы спутанной ленты. Сколько времени нужно сигналам, чтобы долететь до Земли? Может, маяка давно нет, а сигналы идут, идут?.. Эбигайл отгоняет сомнения. Те, кто поставил маяк, знают о необозримых пространствах Вселенной, они поставили его на тысячи лет. Другое дело — мы на Земле. Если послать ответ, отклика придется ждать века… Опять Эбигайл думает о несовершенстве радиосвязи: на Луну сигнал идет больше секунды… Даже в пределах Галактики радиосвязь не пригодна. Нужно что-то другое — овладение сверхпространством, временем, тяготением. И все же этот маяк… Здесь растеряется любой ум — не только рядового астронома.

— О чем он говорит, маяк?

— Это не информация, Джон. Предположим, что это призыв.

— Призыв?..

— Я говорю — предположим. С чего-то надо начинать расшифровку.

И вот они думают, что могут обозначать сигналы. Три всплеска, три фразы. Первый всплеск короток, лаконичен. Такой же лаконичной должна быть фраза. Второй всплеск по продолжительности больший из трех, — это распространенное предложение. По времени оно занимает почти полсекунды. Третья фраза опять короткая, но чем-то отличается от первой, — состоит из острых штришков, разделенных между собой мельчайшими промежутками.

Джон и Эбигайл расчленяют фразы на составные штрихи, рассматривают каждый зигзаг отдельно. Здесь нужна проницательность и работа мысли. Кто эти существа, поставившие на полюсе радиостанцию? Похожи ли они на землян? Сходно ли их мышление с нашим?

— Они должны быть похожими на нас.

Эбигайл размышляет, сопоставляет.

— Мышление тоже должно быть сходно с нашим. Если они открыли радио, построили маяк, значит, у них техническая цивилизация. У них те же формулы, что у нас, открыты одинаковые физические законы. Те же машины, приборы и — руки, построившие приборы. Есть глаза и есть уши. Они, как и мы, заставили звучать радиоволны в своих приемниках и динамиках. Почему же должно быть различно мышление?

Двое в обсерватории думают. А время летит. Идут сигналы с полюса Мира: три фразы, три паузы.

— Эбигайл, — говорит Джон. — В расшифровке нам помогут машины. Едем в Хьюстон.

В координационном космическом центре Хьюстона они разыскали Юджина Парка. Парк был их однокашником по университету, три года тому назад работал с ними в обсерватории на Ред-Ривер и оттуда был взят в космический центр консультантом по расчетам орбит «Аполло» вокруг Луны. Парк имел доступ к электронному вычислительному гиганту «Оникс-111», а это как раз и нужно было Джону и Эбигайл,

Парк удивился, что «домоседы», прикованные к радиотелескопу обсерватории, выпорхнули в дальнюю командировку.

— Какими судьбами?.. — пожимал он руки Джону и Эбигайл.

Он был рад университетским друзьям, рад хорошему настроению и тому, что преуспевает на новой работе. Встреча была тем более милой, что Парк не видел друзей три года. У него было немало новостей и неожиданностей за это время, и он с удовольствием послушает новости с Ред-Ривер. Чутьем он понимал, что нужен друзьям, это возвышало его в собственном мнении. Может быть, он повел бы себя чуть-чуть высокомернее, если бы перед ним был кто-то другой, а не Джон Биллс. В университете Джон считался лучшим математиком, и не особенно прилежный и усидчивый Парк в пору экзаменов нередко прибегал к его помощи. Вообще Джон был добрый и работящий парень, с крепкой спиной, как говорили однокурсники, на которой удобно ездить. Во всяком случае, Парк знает надежность спины Джона Биллса и благодарен товарищу до сих пор… Эбигайл — одна из четырех девушек факультета, — по общему мнению, была красавицей. И самой серьезной. Не уважать ее тоже было нельзя. И чего это они пожаловали в Хьюстон?..

— Чрезвычайное исследование… — говорит Джон в ответ на рукопожатие Парка.

— Чрезвычайное! — Юджин смеется. — Где вы сейчас увидите не чрезвычайное, хотел бы я знать? В химии — чрезвычайное, в биологии — чрезвычайное, в космонавтике — сверхчрезвычайное!..

— Ты поверь, Юджин…

Но Парк не слушает. Он привык к чрезвычайному. Он без обиняков спрашивает у Джона:

— Вам нужен «Оникс»?

— Нужен, — кивает Джон.

— Я так и знал! Так и знал! — Парк продолжает смеяться. И все кланяются Юджину Парку!

Веселость Парка не вязалась с настроением Джона и Эбигайл, но приезжие терпели шутку товарища. Парк был весельчак, здоровяк — отчего бы ему не посмеяться?

— Выкладывайте, что у вас, — посерьезнел наконец Юджин, хотя в щелочках его глаз все еще стоял смех. — А вы, Эбигайл, выглядите прелестно!..

Комплимент был мимо цели: никогда Эбигайл не чувствовала себя такой утомленной и похудевшей, как за время бессонных ночей, пока они с Джоном не выходили из бункера. Она смутилась и не нашлась, что ответить.

— Мистер Парк!.. — Джон решил привести товарища в чувство.

— О!.. — воскликнул Юджин.