Лицо фараона

Эбигайл пугается. По ее лицу видно, как она борется с собой, не знает, что возразить Джону. На миг ее охватывает ирония, — та пошлая, порой беспомощная ирония, которой люди пытаются защитить себя от необычайного, чем двадцатый век тревожит их, но не дает на тревогу ни ответа, ни объяснения.

— «Зеленые человечки», Джон? — спрашивает она, понимая, как глупо звучит вопрос, но ей надо проверить себя и Джона, укрепить или отвергнуть что-то в себе и в нем. — Те, что на летающих блюдцах?.. — заканчивает она вопрос.

— Называй, как хочешь, — Джон не обижается, но чувствует, что Эбигайл трудно освоиться с его мыслью, — не шутит ли он, делая такое предположение. В душе он извиняет ее и, продолжая разговор, спрашивает: — Что, если это разум?..

Эбигайл не отвечает ему.

— Почему ты молчишь?

— Здесь мало предположений, Джон. Нужно что-то определенное.

— Будем искать.

— И сомневаться?

— Не будем спешить. Не скажем о своем поиске.

— Если не будем спешить, — я согласна, давай искать. Эбигайл освоилась с вопросом и с высказываниями Джона. Поняла, что он не шутит, и даже обрадовалась: его мысли отвечают ее мыслям. Можно, наконец, поговорить друг с другом. Она скажет Джону все, что думает. — Согласна искать, — повторяет она.. — До тех пор, пока тайна не раскроется полностью.

— Не слишком ли много хочешь?

— Всего или ничего, Джон. У меня тоже есть мысль. Я уверена, ты думаешь об этом, но не решаешься высказаться.

— Говори, Эбигайл.

— Мне кажется, что эти сигналы — фразы. Три вспышки — три разных фразы. Этот пульсар — маяк. Посмотри, он расположен над северным полюсом Мира. Он зовет, Джон, он подает сигналы цивилизациям, — может быть, другим галактикам.

Джон слушает молча. Такие предположения давно волнуют его. Кому-то из них двоих надо их высказать. Это делает Эбигайл.

— Сигналы рассчитаны на все виды цивилизаций — молодые и древние, — говорит она. — Радиосвязь — не самый совершенный вид связи. Кроме нее может быть нейтринная связь, гравиосвязь. Я уверена, что все вокруг нас и нас самих пронизывают потоки информации. Мы не замечаем их потому, что не знаем природы тяготения и нейтрино, не научились их расшифровывать. Радиосвязь требует громадных энергий. Этот маяк на полюсе по мощности равен Солнцу. Расходовать такую энергию может развитая цивилизация, поставившая целью связаться с другими цивилизациями, например, нашего уровня, которые овладели хотя бы радиотехникой.

— Ты понимаешь, о чем ты говоришь? — спрашивает Джон.

— Я говорю с тобой, Джон, пусть даже это звучит фантастически.

— Мы прежде всего, — ученые, — возражает Джон.

— Фантазия не раз прокладывала новые пути в науке, — говорит Эбигайл, и Джон, досадует на свои возражения, разговор уклоняется в сторону. Но Эбигайл возвращается к теме.

— Галактика похожа на человечество, — говорит она. — В ней могут быть цивилизации, — как племена на Земле. — более развитые или отставшие из-за удаленности или скудности энергетики. Но и здесь есть свои Колумбы и открыватели. Галактика молода. Может быть, только начинается ее исследование, «собирание» ее земель, Может быть, маяк поставлен для этой цели.

— Эбигайл…

— Подожди. Мы приняли сигналы. Их надо расшифровать.

Джон молча кивнул.

— И до тех пор, пока не расшифруем, никому не будем говорить об открытии.

Вспышка — пауза, вспышка — пауза. Три вспышки — три паузы. Импульсы различной продолжительности, на разных частотах. И так — на десятую, на двадцатую ночь. Маяк в космической ночи — мигнет и погаснет, мигнет и погаснет.

А если это звезда — пульсар? — Джон допрашивает себя с пристрастием. — Вдруг это обыкновенный пульсар?.. Больше всего Джон боится примелькавшегося, обыкновенного. Он привык к мысли о маяке. Преодолел внутреннюю инерцию. Трудно победить себя, принять новую веру. Еще труднее — убедить других в своей правоте. Для этого нужны смелость, готовность идти на риск. Готов ли ты, Джон Биллс, идти до конца?.. Ученый мир удивился вначале, когда были открыты два-три пульсара. Потом появились гипотезы о затухающих карликах, о нейтронных звездах, и все пошло по инерции; пятая, двадцать пятая, пятидесятая находки, — все будут звездами. Там один импульс, там два, здесь — три. Ну и что же? «Выступи я с догадкой в печати, — думает Джон, — никто не обратит внимания. Разве что позвонят директору обсерватории: это ваш Вилле? Посоветуйте ему проштудировать популярные статьи по астрономии…»

Между тем изучен каждый штрих самописца — не будет ли чего нового? Нового не было: три вспышки, три паузы. Различной продолжительности, на различных частотах.

— Долго ли так было? Тысячу лет?

— Мы наблюдаем всего три месяца.

— И кто-то ждет отклика…