— Да о чем угодно. Обо всем. Ей не хватало приятеля-сверстника. Ей, конечно, несладко жилось в приюте, но там можно было с девчонками пошутить. У нее была поразительная мимика. Я буквально видел и слышал, как лопочет мисс Лидделл. Она и о своем доме рассказывала. Ее родители погибли в войну. У нее все по-другому бы сложилось, если бы они были живы. Отец у нее преподавал в университете, они совсем не так жили, как ее тетка. Культурно жили… по-другому, в общем.
Дэлглиш подумал, что Салли Джапп очень любила давать волю воображению, а в Дереке Пуллене она нашла доверчивого слушателя. Но в этих свиданиях было еще что-то, о чем Пуллен предпочел не рассказывать. Девчонка использовала его в каких-то целях. Но в каких?
— Вы приглядывали за ее малышом, когда она ездила во вторник в Лондон накануне смерти?
Это был выстрел в темноте, но Пуллен вроде бы и не удивился, что Дэлглиш знает об этом.
— Да. Я работаю в муниципалитете и могу, когда надо, взять отгул. Салли сказала, что ей надо поехать в город. Почему бы ей не съездить, подумал я. Может, в кино хочет сходить или по магазинам пройтись. Другие же матери могут…
— Странно, что Салли не оставила малыша в Мартингейле, раз ей надо было ехать в Лондон. Миссис Балтитафт, верно, иногда оставалась с ним. Эта конспирация, правда, какая-то неестественная.
— Салли всегда так. Любила секреты. Я думаю, когда она убегала по ночам из Мартингейла, она получала удовольствие от самого этого факта. Иногда мне казалось, что не так-то уж она и радуется нашим свиданиям. Беспокоилась за малыша, ко сну ее клонило. Но ей нужны были эти свидания. Сама мысль, что она убегает из дома, доставляла ей на следующее утро удовольствие.
— А вы не говорили ей, что если о ваших свиданиях прознают, то всыпят вам обоим?
— Мне-то с какой стати? — ответил Пуллен мрачно.
— Вы, по-моему, только прикидываетесь простачком. Готов поверить, что вы с мисс Джапп не были любовниками, потому как думаю, что умею разбираться, когда мне лгут, а когда правду говорят, да и слова ваши совпадают с тем, что я знаю о вас. Но ведь вы вряд ли можете рассчитывать, что другие окажутся столь же понятливыми. Факты истолковываются с точки зрения общепринятых взглядов так, как большинство видит их, особенно в конкретных обстоятельствах.
— Это верно. Раз у девушки незаконный ребенок, она должна быть нимфоманкой.
Парнишка произнес последнее слово неуверенно, будто он только что узнал его и в первый раз применил.
— Видите ли, я сомневаюсь, знают ли они, что это слово обозначает. Может, у людей действительно мерзкие мозги, но просто удивляет, как часто эта мерзость торжествует. Не думаю, что Салли Джапп была до конца откровенна с вами, когда убегала из Мартингейла в конюшни. Наверняка вы тоже об этом задумывались.
— Да, согласен.
Парень убито смотрел в сторону, а Дэлглиш ждал. Он чувствовал, что тот еще что-то хочет ему объяснить, но мучается от своего косноязычия, от того, что не сообразит, как объяснить двум полицейским офицерам, которые и знать-то ее не знали, какая она, Салли, — живая, веселая, бесшабашная. Да это и понятно. Он не сомневался в том, как рассказ Пуллена будет воспринят присяжными заседателями, и радовался, что это уж не его забота — втолковывать дюжине мужиков, что молоденькая, хорошенькая и уже попавшая к судьбе в немилость женщина по ночам выскальзывала из спальни, бросала малыша, хоть и ненадолго, исключительно из любви к задушевным беседам с Дереком Пулленом.
— Мисс Джапп никогда не говорила вам, что боится кого-нибудь, что у нее есть враг? — спросил он.
— Нет. Не больно важная птица, чтоб у нее враги были.
«До субботнего вечера их не было», — подумал Дэлглиш.
— Она никогда не была с вами откровенна насчет ребенка? Насчет того, кто его отец?
— Нет. — Парнишка в какой-то мере преодолел свой страх, голос его звучал хмуро.
— Она не говорила вам, зачем ей нужно было поехать в Лондон в прошлый четверг?
— Нет. Попросила приглядеть за Джимми, потому что надоело таскать коляску по лесу и хотелось сбежать из деревни. Мы договорились, что она отдаст мне его на станции «Ливерпул-стрит». Прихватила с собой складную коляску, и я пошел с ним в парк Святого Иакова, а вечером вернул ей малыша, домой мы возвращались порознь. Не хотел давать повод нашим сплетницам языками чесать.
— Вы никогда не допускали мысли, что она влюблена в вас?
— Да я точно знаю, что нет. — Он метнул на Дэлглиша взгляд и сказал, словно сам этот доверительный вопрос поразил его: — Она даже не разрешала мне дотрагиваться до нее.
Дэлглиш переждал, а потом спокойно сказал:
— Это не ваши обычные очки? А что с вашими?
Парень сдернул очки и прикрыл стекла руками жалким в своей бессмысленности жестом. Потом, осознав значение этого инстинктивного жеста, полез в карман за носовым платком и сделал вид, будто протирает их.
Дрожащими руками он водрузил очки снова себе на нос, косо, кое-как, и сказал еле слышным от страха голосом:
— Потерял я свои. Вернее, разбил. Чинить отдал.
— Разбил тогда же, когда синяк заработал?
— Да. На дерево налетел.