Лицеисты

Только сейчас Грязнов осознал, зачем он шел к Варе. В сущности, он очень одинок. Да, у него высокое положение, дающее ему тридцать тысяч в год и соответствующие возможности при этом, в конце концов у него есть семья, и все-таки он очень одинок. Ему не хватает человеческой теплоты. В присутствии сестры он всегда испытывал душевное облегчение.

Он резко поднялся из-за стола, стал одеваться. Варя молчаливо следила за ним, не зная, что сказать. Уже от двери Грязнов метнул на нее сердитый взгляд.

— Не могу больше слышать о нем. Мне надоело по нескольку раз на день произносить эту фамилию. Опомнись, порви с ним, и все будет хорошо. Тем более, я не хочу больше ограждать его от неприятностей. Зачем это надо? Когда человек не чувствует благодарности за доброе, ему приходится платить тем же…

— Что ты надумал? — тихо спросила Варя. — Прошу, не вмешивайся в мою жизнь. Я не касаюсь твоих симпатий и убеждений, избавь и ты меня от этого. Ты ничего такого не говоришь, но я понимаю, что ты задумал. Не смей этого делать, Алексей. Слышишь? Пойми… — Ей было трудно говорить. — Пойми, у нас будет ребенок. Мы уже давно обвенчались. Я уговариваю его уехать отсюда.

Алексей Флегонтович прислонился к косяку, закрыл глаза. Лицо точно одеревенело.

— Тем лучше, — неопределенно сказал он, заставив Варю задуматься.

Хотел ли он сказать, что будет лучше, если они уедут?

3

Всего одному человеку разрешался въезд во двор губернаторского дома — уездному врачу Сикорскому.

Получил он эту милость после того, как нашел причину болезни новорожденной дочери губернатора. Десяток знаменитостей побывало до него и все бессильно разводили руками, а девочка таяла. Он же, бегло осмотрев ребенка, направился в комнату кормилицы. Расспрашивал бабу, принюхивался, Будто случайно заглянул в шкаф, потом под кровать. Там и увидел гору бутылок из-под водки.

Кормилицу, что любила выпить, прогнали, девочка поправилась. Обрадованный отец хотел сделать Сикорского домашним врачом и предложил награду.

— Спасибо за честь, — отказался Сикорский. — Приезжать буду и так, по первому зову. — Хитро усмехнулся, добавил: — Слышал, подъезд к вашему дому запрещен даже для самых уважаемых людей города. Подарите мне исключение, чтобы въезжал во двор на собственных, с бубенчиками.

Посмеялся губернатор. «Быть по сему», — сказал.

Директор Большой мануфактуры Алексей Флегонтович Грязнов такого разрешения не имел, потому выбрался из пролетки на углу улицы, возле парка, примыкающего к дому губернатора.

Постукивая тростью по булыжнику, шел неторопливо. На душе было спокойно и легко. Губернатор ознакомился с его проектом, пригласил для беседы. Правда, предложено явиться точно к двум часам, как будто прием официальный. Но Алексей Флегонтович понимал — у начальника губернии день заполнен до отказа, он назвал часы, в которые им не помешают.

Внизу, сквозь ветви могучих лип, росших по крутому береговому склону, проглядывала Волга, темная от волн. Порывистый ветер гнал по набережной мусор, вихрил пыль.

У парадной двери Грязнова встретил старик швейцар, принял шляпу, трость. Пока Алексей Флегонтович оглядывал себя, причёсывал жесткие волосы, с широкой каменной лестницы, устланной яркой ковровой дорожкой, спустился чиновник. Учтиво провел в большой зал с венецианскими зеркалами в простенках, попросил обождать. Грязнов сел на диван, стоявший возле камина, украшенного чудо-птицами синими, высокого, под потолок.

Ровно в два раскрылась тяжелая дверь с резными украшениями, вошел Рогович.

— Дорогой Алексей Флегонтович! — радостно провозгласил он, стремительно приближаясь и протягивая руки. — Рад вас видеть.

Сел рядом в кресло, поглядывал с азиатской хитростью. Глубоко запрятанные под лоб карие глаза брызжут весельем, полные губы раскрыты в улыбке.

— Боюсь, мое появление в ущерб делам многотрудным, — сказал Грязнов первое, что пришло на ум.

— Полноте, — махнув рукой, возразил Рогович, — изо дня в день скучные обязанности, за бумагами людей не вижу. — Мрачная тень вдруг легла на лицо. — Сдается, Алексей Флегонтович, Россия начинает сходить с ума. Правительственные указания читать горько. О чем думают? Из уездов каждый день куча жалоб, сообщений. Начитаешься разного вздору, голова идет кругом. Спасибо вам, что хоть на какое-то время освободили от мелких забот… Вы объявили фабричным о своем желании сократить им рабочий день?

Грязнов сказал осторожно:

— Я не мог этого сделать, не получив вашего согласия. Хотя о том, что такой проект готовится, кое-кому известно.

Губернатор прищурил брызжущие весельем глаза, сообщил:

— Против вас, Алексей Флегонтович, все местные заводчики.

— Живут, ничего не замечая, или не хотят ничего замечать, — после некоторого молчания сухо обронил Грязнов. — Главная цель моего проекта предупредить надвигающуюся, не в пример другим годам, забастовку. Если мы не хотим, чтобы рабочие сами установили восемь часов, надо решать заранее…

Вся веселость слетела с лица Роговича, рассматривал ногти на руке, хмурился.