Лицейская жизнь Пушкина (сборник статей)

«Когда начались военные действия, всякое воскресенье кто-нибудь из родных привозил реляции; Кошанский читал нам их громогласно в зале. Газетная комната никогда не была пуста в часы, свободные от классов; читались наперерыв русские и иностранные журналы, при неумолкаемых толках и прениях; всему живо сочувствовалось у нас: опасения сменялись восторгами при малейшем проблеске к лучшему. Профессора приходили к нам и научали нас следить за ходом дел и событий, объясняя иное, нам недоступное».

Некоторые бытовые детали дополнительно к рассказу Пущина мы находим в рассказе Корфа:

«Эффект войны 1812 г. на лицеистов был действительно необыкновенный. Не говоря уже о жадности, с которою пожиралась и комментировалась каждая реляция, не могу не вспомнить горячих слез, которые мы проливали над Бородинскою битвою, выдававшеюся тогда за победу, но в которой мы инстинктивно видели другое, и над падением Москвы… какое взамен слез пошло у нас общее ликованье, когда французы двинулись из Москвы! Впрочем стихи Пушкина:

Вы помните: текла за ратью рать;
Со старшими мы братьями прощались, и пр.

были не поэтическою прикрасою. Весною и летом 1812 года почти ежедневно шли через Царское Село войска, и нас особенно поражал вид тогдашней дружины с крестами на шапках и иррегулярных казачьих полков с бородами. Под осень нас самих стали собирать в поход. Предполагалось, в опасении неприятельского нашествия на северную столицу, перевести Лицей куда-то дальше на север, кажется в Архангельскую губернию или в Петрозаводск. Явился Мальгин примерять нам китайчатые тулупы на овечьем меху; но победы Витгенштейна скоро возвратили нас опять к нашим форменным шинелям и поход не состоялся, что, при всем нашем патриотизме, не оставило нас несколько подосадовать. Молодежь любит перемену…».

Из «Дела по предписанию г. министра о перемещении Лицея в другую губернию по случаю нашествия французов» мы узнаем, что вопрос об эвакуации Лицея был поставлен Разумовским 14 сентября 1812 г. Бумага министра была получена в Лицее 19 сентября, и тогда же директор Малиновский и секретарь Люценко стали подготовлять отъезд Лицея. Из ведомости, посланной Разумовскому, видно, как предполагалось экипировать лицеистов для переезда. Здесь фигурируют и «тулупы, покрытые полукитайкою», и суконные рейтузы, и проч., всё в составе 30 комплектов. Сохранился и список преподавательского и служебного персонала, предназначенного к выезду. Характерно, что среди остававшихся преобладали иностранцы: Будри, Ренненкампф, Вальвиль, Венигель и др. Не все были довольны таким планом переезда Лицея. Это мы узнаем из письма А. Ренненкампфа Разумовскому 22 сентября 1812 г., в котором сообщается, что на чрезвычайной конференции 19 сентября Малиновский опросил профессоров, не желает ли кто-нибудь из них остаться, подкрепив свой вопрос тем соображением, что Лицей будет переведен, вероятно, в Або, где есть университет и где найдутся профессора, которые сумеют заменить оставшихся в Петербурге. По словам Ренненкампфа, он лично запротестовал против такого вопроса, найдя его оскорбительным: «…предложить профессору расстаться с Лицеем, значит сказать ему, что он бесполезен». Другие профессора якобы присоединились к голосу Ренненкампфа. Тогда Малиновский удалился с Пилецким для совещания. «Благоприличие не позволило нам сказать, что директор и инспектор являются наименее необходимыми в путешествии… но тем не менее мы это подумали». Вообще письмо Ренненкампфа является по своему содержанию кляузным. Одновременно он предлагал свои услуги как лицо, бывавшее в Або, где, кстати, находился его брат, а в заключение высказывал надежду, что он заслужит особое доверие Разумовского. Письмо подействовало. Разумовский написал Малиновскому 26 сентября, что он находит нужным отправить вместе с Лицеем и адъюнкта Ренненкампфа.

Письмо Ренненкампфа свидетельствует о какой-то глухой борьбе, происходившей в среде лицейских профессоров. Об этом говорит и докладная записка Малиновского Разумовскому 26 ноября 1812 г., в которой, отдавая должное профессорам и адъюнктам, Малиновский добавляет: «остается только желать, чтоб они со мною имели более сношения и согласия, которые конечно не без соразмерной подчиненности утвердиться могут». Далее Малиновский намекает, что раздоры между профессорами отражаются и на дисциплине учащихся. В том же донесении любопытны и те замечания, которыми Малиновский сопровождает свое желание получить двух гувернеров, владеющих иностранными языками: «… желательно, чтоб они оба русские были, и императорский Лицей как образцовое заведение первый подал пример возможности обойтися без иностранцев. При нынешних обстоятельствах ненависть к французам и другим народам единомышленным нераздельно смешалась с любовию отечества, и сия не может иметь всей свободы и в юных сердцах укорениться покуда они обязаны покорностию иностранцам».