— Мы им поставим условия: цена в два раза больше, предоплата в пятьдесят процентов. И жёсткий график денежных перечислений. Но пока молчат. Если они хотя бы переговоры начали, пришлось бы тебя придерживать. С болью в сердце, конечно, — последнюю фразу папахен говорит с улыбкой.
Не улыбнуться в ответ невозможно, красивый он мужчина. Повезло с ним мачехе. А мне так повезёт? Неужели мне так и достанется всего лишь Пистимеев… н-ю-ю-ю, что за дела?
— Как думаешь, пап, а ролик со мной телевидение выпустит? — мне надо выбросить Пистимеева из головы, а то разливается внутри какое-то неуместное томление.
— Тебя сильно огорчит, если нет? — папахен кидает на меня испытующий взгляд.
— Мне фиолетово, — применяю недавно вошедшее в моду словечко. Папочка сразу не включается.
— Это как?
— Фиолетово, до лампочки, по барабану, — охотно расшифровываю, — всё равно мне, короче…
С минуту папахен переваривает. Кажется, его удивляет моё отношение.
— Мы сразу узнаем, когда дойдёт до кое-кого. Если переговоры с министерскими вдруг пойдут, как по маслу, значит, они поняли, что их ждёт. Среди журналистов был один наш. Мы его придержим. Остальных, включая телевизионщиков, притормозят они.
— А если не смогут притормозить?
— Если не смогут, их трудности. Мы государственные каналы не контролируем.
Разоткровенничался папахен. Это мне плюшки за разумное и сдержанное поведение. Где-то я понимаю подростковый максимализм Данки. Не сказать, что ситуация совсем мерзкая, но лёгкий неприятный запашок есть.
— (Успокойся, дурочка!), — Данка бурчит что-то невнятное и недовольное, — (Мы сделали всё, понимаешь, всё! Всё, что могли. Дальше — дело взрослых).
— Пап, давай так, — пытаюсь нащупать компромисс, — делайте, как знаете. Но если что, в частном порядке, в рамках лицейского общения, я им врежу. Точно так же, как в интервью. Договорились?
Думал папахен долго. Мы уже приехали, а он всё размышляет.
— Хорошо. Но ни в коем случае не журналистам, — говорит он уже на выходе с парковки. — В конце концов, вы подростки, никто не ждёт, что вы будете держать язык за зубами.
— Мы с Викой держим свои языки на железной цепи, — улыбаюсь слегка надменно.
— Хорошо. Тогда до Нового года помалкивайте.
— До Нового года сама не собиралась, — мы входим в подъезд, — Здрасте, Вера Степановна!
— Надо четверть завершать, а эти скандалы сильно от учёбы отвлекают.
26 декабря, среда, время 16:05.
Квартира Молчановых.
— Умница ты моя, разумница, — в прихожей папахен трепет мне волосы и целует в щёку.
— Это что тут за нежности при живой жене?! — застукавшая нас Эльвира подпускает в голос максимальную стервозность и грозно упирает руки в бока.
— Ты тоже хочешь? — как только моя куртка и сапоги покидают меня, бросаюсь ей на шею. Поцелуев восхотелось? Щас засыплю!
— Как от тебя свежестью с мороза пахнет, — мачеха делает вид, что отталкивает меня, — ну, хватит меня слюнявить…
Самый лучший способ снять стресс — нацепить сбрую, утянутую до предела. Какой бы опыт у меня не был, но юный организм до сих пор потряхивает. А как иначе? Я, всего лишь девятиклассница, только что бросила перчатку правительству. Обычный человек будет не просто мандражировать, он с катушек съедет.
Занимаюсь у станка. Через сорок минут хруст суставов и скрип связок железной щёткой вычищают из меня все переживания. Вернее не меня, а Данку.
Вечером меня ждёт сочинение по «Войне и миру». Есть кое-какие мысли по поводу Кутузова и Наполеона. Которых, между прочим, Лев Николаевич не высказывал. Я ж говорю, он не всё заметил.
28 декабря, пятница, время 13:10.
Элитный ресторан на Кузнецком мосту.
Варданян, Молчанов, Кузьмичёв.
Владислав Олегович.
Замминистра сегодня имеет вид не такой вальяжно непробиваемый, чувствуется какая-то перспектива в предстоящем разговоре, невзирая на некоторую мрачность. Шеф сердечно с ним здоровается, я вслед за ним тоже улыбаюсь. Надеюсь, выглядит искренне.
— Заказывайте, — радушный жест, — я уже выбрал.
— Друг мой, — традиционно обращается ко мне Тигранович, — не ударить ли нам сегодня по французской кухне?
— Тогда положусь на вас, Сергей Тигранович. Я слабо в ней ориентируюсь. Только без лягушек, — уточняю свои вкусы последней фразой.
Шеф уверенно делает заказ, дальше все вместе уточняем, какое вино употребим. Чем не тема для светской беседы.
— Новый год на носу, — мечтательно вздыхает Тигранович, опуская ложку в жюльен, — ах, какой это праздник был в детстве!
— Сейчас праздник в том, чтобы радовать своих детей, — поддерживаю тему. Кстати, надо бы девочкам своим что-то подарить. Сделаю-ка я ход конём. С Даной посоветуюсь, что подарить Эльвире, а с ней, что подарить дочке. Так и выкручусь.
— Да, дети… — тяжело вздыхает наш визави, — иногда такой подарок преподнесут…
Намекает? Наверняка. Но тему не развивает, надо спокойно поесть, как учит великий Сергей Тигранович, а потом пусть желчь вскипает. Полному желудку только на пользу. Замминистра Кузьмичёв принимает такой стиль, не сговариваясь с нами.
— Зима нынче хорошо началась, — бросаю взгляд за окно, — снега не много и не мало. Как раз, чтобы не тонуть в нём и видно, что зима.