Все будут думать, что он сломанный: несчастный влюбленный, чья девушка умерла за месяц до демобилизации; чей отряд подорвал пленный-камикадзе. Все будут считать его жертвой этой войны, даже человек в нем. И только Кузьма, чудом живой, будет знать правду. Их новая встреча неизбежна. Стрельцов легко прощается с фронтом, зная, что вернется на войну, за своим командиром. Тот сам призовет его, когда очнется, передаст послание через полковника Серова: «Приезжай в гости, в Край», — и втянет обратно в бой, который для воина не заканчивается ничем, кроме Вальхаллы.
«Удивительно… — думает он, глядя на человека в оптический прицел. — Тают секунды, но никто, кроме меня, не знает, что они последние».
На Край ложатся первые сумерки. Время выстрела близко, ненависть густеет и завладевает воздухом, которым дышат выжившие.
Кузьма все еще давал интервью, когда у него начал надрываться телефон.
— Ох, как же его выключить, — занервничал он, тыча в экран. Газетчики терпеливо ждали, но звонки повторялись снова и снова.
— Ответьте, ничего страшного. Вдруг что-то важное.
— Хорошо. Алло?!
— Але, Кузьма, — сказал Стрельцов. — У нас проблема. Одного я того… а второй, с протезом, жив.
— Как?! — Кузьма вскочил, забывая, что он не один. Павел встревоженно посмотрел на него и поспешил занять журналистов разговором, пока ветеран вышел с веранды кафе на улицу.
— Стрел, ты что, промазал?!
— Да нет. Пацан не промах. Сообразил и успел спрятаться за девчонку.
— Черт!
— А сейчас утащил ее в гостиницу, и я думаю, он оттуда уже не выйдет.
— Черт! Черт! — повторил Кузьма. Его трясло от гнева. — Катюха как?
— Была жива, когда они зашли в гостиницу.
— Надо за ними!
— Нельзя. Кто-то следит.
— Кто? Слушай, мне не до твоих глюков. Так, я иду туда! Встретимся у входа!
— Нет, Кузьма! Кто-то видел меня, нельзя туда! Я сваливаю.
— Ты охренел?! — взревел Кузьма. — Выполняй приказ!
— Прости, но это не игры, — Стрельцов говорил спокойно. — Надо уходить. Тебе тоже. Я почти уверен, это укры, которые за нами охотятся.
— Да никто за нами не охотится здесь! А тебя вообще считают мертвым!
— Тогда тем более будь осторожен. Для них только ты живой.
Стрельцов сбросил вызов и избавился от телефона.
Кузьма забыл об интервью и отправился к машине. Он бросил в салон неудобный, сковывающий движения пиджак и закатал рукава рубашки. Решил идти пешком — всего десять минут вниз по улице. По плану у него не должно было быть с собой оружия, но он-то знал, что может и голыми руками убить кого угодно. Давно копившаяся, подавляемая ярость подошла к самому горлу и перехватила дыхание. Отчасти он был рад, что Стрельцов провалил дело и теперь он сам закончит — было что-то неправильное в том, чтобы с тараканами разбирались другие вместо него.
— Теперь все будет как надо! — прорычал он Павлу, который догнал его.
— Кузьма! Спятил?! Тебя же посадят!
— Никто меня не посадит, — отмахнулся тот. — Все, уйди, не мешай! — Ему пришлось оттолкнуть товарища, который преграждал путь. Пожилые журналисты стояли у входа в кафе и удивленно смотрели им вслед. — Прикрой меня перед ними!
— Кузьма, возьми себя в руки.
— Я Катьку ему не отдам. Он моего Санька убил, я, по-твоему, это так оставлю?!
— Стой! — крикнул Павел, но больше не пытался ничего предпринять.
Кузьма спускался вниз по улице. Движения его стали плавными, потому что теперь он чувствовал уверенность, понимание того, что делает.
— Ничего нельзя доверить этим щенкам! Всё надо самому, — ворчал он.
Солнце взорвалось за облаками над морской далью, и огромное пространство над водой сделалось надрывно-кровавым. Возле гостиницы стояли машина «скорой» и полиция, но все были слишком заняты трупом Егора, который с простреленной головой лежал в паре сотен метров отсюда, и не обратили на Кузьму внимания. Оказавшись в пустом холле, Кузьма окончательно уверился, что сделает дело быстро и без последствий. В гостинице по-прежнему было мало туристов, поэтому он не встретил ни души, пока шагал к лифтам. Никого не было и на Катином этаже.
Не раздумывая, Кузьма выбил дверь.
Никита поджидал его. Кузьма ушел из-под удара ножом, потом из-под второго, поймал запястье — и любому другому успел бы сломать его, загнув кисть внутрь, но Никита ухитрился выскользнуть, теряя оружие.
— Руками — помнишь, я обещал?
— Кузьма! — крикнул Никита, отступая. — Так ты нас отблагодарил? Я тебе жизнь спас в Одессе!
— Ах ты мразь! Санька моего убил и думал всё?!
— Спятил? Это не я!
— Врешь! Вижу, что врешь!
Кузьма бросился на него, опрокинул, разбив при этом стеклянный журнальный столик, замахнулся, чтобы прикончить одним ударом, но Никита свободной здоровой рукой схватил упавшую на пол пепельницу и расколол об висок Кузьмы. В глазах на мгновение потемнело, Кузьма пропустил несколько ударов. На ковер закапала кровь.
Теперь уже Никита был сверху, рычал, бил Кузьму по лицу. Тот не чувствовал боли, но что-то покачнулось в сознании, и он все не мог сообразить, где находится и что происходит, пока не услышал возглас Кати:
— Нет, Кузьма! Вставай, вставай!
— Заткнись, сука! — заорал Никита, оборачиваясь. — Ты следующая, поняла?