Лицей 2018. Второй выпуск

— Еще одна твоя игра?

— Ты тоже любишь игры, я знаю, — сказал он, проводя по ее волосам.

— Да… Ладно, хорошо. Это может быть интересно.

Катя широко улыбнулась. Стрельцов коснулся кончика ее носа.

— Ого, да ты замерзла, иди скорее сюда.

Он притянул ее миниатюрное тело к себе, обнял, пряча в полах пиджака. Они стояли, раскачиваясь, рядом с машиной, потом Катя промурлыкала, что ей понравилось, как он ее целовал, и Стрельцов наклонился к ней снова.

Глава восемнадцатая

Спустя три дня Стрельцов вернулся на войну. Он лежал на чердаке полузаброшенного дома и глядел в оптический прицел. Край простирался перед ним.

— Ну вот, Марина, я побыл человеком, и снова мне снится сон, что я солдат на войне, — сказал он.

Вокруг была чернота, свет сочился только из узкого, как бойница, окошка. Там, в предвечернем тепле, трое встретились у входа в гостиницу и пошли прогуляться.

У Стрельцова было феноменально острое зрение или фантазия. Он видел, или по крайней мере думал, что видит, улыбки людей, сверкающие глаза, завораживающе плавные Катины движения. Она позировала ему, и ей это нравилось. Три дня он провел, зачем-то влюбляя ее в себя, хотя по сути ничего особенного не делал. Просто снова стал солдатом, которому снится, что он обычный человек; а она тут же потянулась к мужчине, обезоружившему себя перед ней. Но теперь наступал момент истины — война.

— Или я дух, витающий с воплем над руинами города, разносящий единственную весть: «Все погибло!» — и мне на секунду мерещится, что где-то есть мир и покой, и я рвусь сквозь мембрану пространства, чтобы проникнуть в него?

— Стрел, перестань, а? — устало попросила Марина. Ее голос прозвучал впервые за много дней, но он не удивился. Может быть, он подчинился Кузьме, только чтобы она пришла. — Что ты профессора включаешь? Не тот момент. Всё как я и думала…

Он не отрывал глаза от прицела. На чердаке было сыро после вчерашнего дождя. Бездомная кошка взобралась ему на спину, вылизывалась; пахло мочой и прелой древесиной. В соседнем помещении, за трухлявой чердачной перегородкой, не догадываясь о его присутствии, сидели двое героиновых наркоманов.

Марина стала оплетать его тело и сознание, как лиана, и Стрельцов почувствовал сладкую, предубийственную истому. Он перевел прицел в сторону и в нескольких кварталах от гостиницы нашел Кузьму, который в сопровождении Павла, на виду у всех, давал интервью армейской газете, делавшей большой материал в честь предстоящего награждения, запланированного на следующие выходные. Тогда же предполагался приезд генерала, который произнесет речь. Кузьма был одет празднично, держал голову высоко, а спину прямо и часто кивал, выслушивая вопросы двух пожилых газетчиков.

— Стрел, может, плюнешь на всё и убьем его? — игриво предложила Марина.

— Ты порядочно рехнулась там, да?

— В загробном-то мире? — возник какой-то третий голос. — В Вальхалле?

— Ты перестрелял бы всех, да? Как в тот день? — добавил четвертый.

— Врешь, не было того дня! — ответил Стрельцов, снова отыскивая Катю и ее сопровождающих. Они с Никитой и Егором шли по аллее, ведущей от гостиницы к острому выступающему в море утесу, который венчала нарядная белая беседка. Любимое место туристов — отсюда можно было снять закат или просто насладиться видом моря.

— Здесь они рассядутся, и ты их по очереди шлепнешь, — сладко прошептала Марина в самое ухо. — Возбуждаешься? — еще тише шепнула она. — Вспоминаешь?..

— Разве забыл, как перестрелял всех? Ни одного патрона мимо, — снова говорил незнакомый третий голос.

— Да-да, там было много народу, и ты просто стрелял.

— Только вы двое знаете: это его надо убить! — Мрачная неведомая сила дернула прицел Стрельцова в сторону, и он увидел сердце Кузьмы. Он был уверен, что точно знает точку на широкой груди великана, куда надо выстрелить. По пальцу, лежавшему на спусковом крючке, пробежал крохотный разряд тока.

— Ты так хочешь кончить его, правда? — спросила Марина. Она была еще ближе, уже наполовину проникла в него. Кошка встревоженно озиралась, чувствуя, что человек двоится, но не могла понять, что происходит. Она зашипела на невидимую девушку.

— Если он умрет, — сказал третий голос, — то никто не будет знать.

— Марина исчезнет. Ты будешь молчать. А Кузьма будет мертв, — сказал еще кто-то. Его голос прозвучал как эхо, пробивая сырые стены, застревая в ветхих перекрытиях. Он подхватывал Стрельцова, уносил его из тесноты на холодный простор одиночества — на дорогу в пристанище воинов. Наркоманы почуяли неладное и завозились за стенкой.

Исчезли запахи и низменные желания тела: трахнуть, помочиться, поесть — Стрельцов колебался, схваченный и зачарованный незнакомым голосом, который обещал долгожданную свободу и искупление.

— Представь: никто не будет знать. Твоя вина исчезнет. Тайна… — шептал голос.

— А Катя?

— А что Катя? Она же ничего не знает, — голос удивился, заставляя переместить прицел в сторону беседки. Снайпер лежал в вакууме — единственное, что он видел, это крошечная лазейка в мир живых.

— Нет, я не смогу, — сказала Марина. — Не смогу так поступить с девушкой.