Но через два дня Бернард еще не позвонил. Зато Жени получила письмо от Дэнни — первую весточку от него после их поездки.
Она позвонила тотчас же. Дэнни пригласил ее к себе, но Жени предложила встретиться в кафетерии.
Двадцать минут спустя она входила в кафе, где Дэнни поджидал ее за столиком. Он встал навстречу, они посмотрели друг на друга, стараясь понять, что между ними осталось. Жени смущенно улыбнулась и протянула руку. И Дэнни притянул ее к себе. Секунду они стояли обнявшись — Жени с закрытыми глазами, а Дэнни — улыбающийся и сияющий. Потом они отстранились.
— Порядок, — проговорил юноша.
— Да, — отозвалась Жени.
Они сели напротив друг друга, и Дэнни спросил:
— Почему они следят за тобой?
Она неопределенно покачала головой.
— Что у тебя в семье?
— Нормально. Родители вспоминают тебя и спрашивают о тебе. Скажи, мой посетитель был из ЦРУ или из ФБР?
— Не знаю. В тот же день ко мне подошли в студенческом городке. Русский.
— Кто он такой?
Жени снова покачала головой. Ей не удалось разгадать смысла его вопросов. Бернард не перезвонил. Почему? А теперь в этой тайне Дэнни открыл еще одно измерение: зачем американскому агенту понадобилось расспрашивать о ней?
— Я из Восточной Европы, — напомнил он ей. — У нас там дома родственники: тети, двоюродные братья и сестры, моя бабушка. Поэтому мы уязвимы. И еще, — добавил он с отвращением, — я отличный кандидат для вербовки на роль агента или контрагента. А родственники станут служить «прикрытием» поездок за
Несмотря на тревогу, Жени улыбнулась мужеству Дэнни.
— Но ты ведь американский гражданин.
— Да. А ты когда будешь натурализована?
Жени беспомощно посмотрела на юношу. Каждый раз, когда она задавала этот вопрос Бернарду, он отвечал: «Вскоре».
— Не знаю, — проговорила она, и к горлу подступил ком.
— Живи со мной, будь моей любимой, — он поднес к губам ее руку и коснулся языком кончиков пальцев.
— Не могу, — прошептала она.
— Не можешь?
Он отпустил ее руку.
В последние месяцы она была ужасно одинока. Дэнни красивый и возбуждающий. Она жаждала его — его густых курчавых черных волос, его губ, его тела. Но даже теперь не могла ему сказать, что случайно подслушала тогда в дамском туалете.
— Мне бы и дальше пришлось тебя прощать, А это невозможно. Давай останемся друзьями, Дэнни.
— Друзьями? Но мы ведь знаем друг друга.
Она кивнула, и этот жест как будто освободил слезы, хлынувшие из глаз по щекам. Дэнни перегнулся через стол и стал утирать ее лицо платком. Она улыбнулась, и он тоже. Все это могло бы быть у нее: его блеск, его страсть, теплота его тела, утешение разделить с ним жизнь…