С кружкой чая Андрей присел за стол, принялся писать письмо своей жене, благо тихих ход бронепоезда позволял это делать. Письма ей он писал часто, первое набросал еще в Минеральных Водах, но ни единое пока не отправил: не было надежной оказии. Поэтому письма превратились в подобие военного дневника, впрочем, несколько скрашенного. Чтоб не пугать любимую, приходилось подбирать слова…
Он вкратце описал свое первое прибытие на фронт: работали они в паре с морским. Последний был снабжен морскими же тяжелыми орудиями, и, стало быть, мог вести огонь с закрытых позиций. Легкий «Волхв» обязан был прикрывать тяжелый, действовать с войсками на поле боя. На самом бое Андрей не останавливался…
Принялся писать уже чистую правду, о том как скучает… Написал: «..Разве в мире есть сила, способная заставить забыть твои глаза?..»
— Ваше высокоблагородие! Впереди — дым!
Андрей поставил кляксу, рванул к наблюдательной башенке, поднялся по лесенке, чертыхнулся:
Из-за поворота, из рощицы навстречу белогвардейским поездам мчался, набирая на спуске ход, большевистский брандер-паровоз.
Андрей затаил дыхание: безумцы, самоубийцы? Нет: от паровоза отделилось две фигурки, спрыгнули на насыпь, покатились по ней…
— Назад, назад! — Закричал Андрей.
Он выбрался на крышу, принялся махать руками. Но машинисты сами уже все видели.
Пущенный с горки брандер несся на воинский эшелон, и Данилин ничего поделать уже не мог: место было выбрано для атаки хорошо: путь шел вверх по насыпи да еще делал поворот.
Машинист эшелона попытался затормозить, включить реверс. Но было поздно: брандер врезался в паровоз, тот опрокинулся под откос, потянул за собой другие вагоны. Раздался лязг металла, затрещали бревна. Из разбитых котлов ударили снопа пара.
— Малый назад… — скомандовал Андрей. — Никакого наступления сегодня уже не будет.
«Волхв» остановился. Андрей приказал отсоединить переднюю предохранительную платформу, отвести ее и застопорить возимыми шпалами — на случай, если по левому, «неправильному» пути тоже пустят «брандер». Обезопасив свой бронепоезд, полковник заспешил к месту крушения.
За вычетом потерянного паровоза дело было не так уж и плохо. Все могло сложиться куда хуже. Под откос За локомотивом сорвалось три вагона, еще пять сошло с рельс. Далее оборвало сцепку, и остальные вагоны только сильно тряхнуло. Сейчас из них выпрыгивали перепуганные пассажиры. У кого-то были разбиты носы, кто-то даже сломал руку.
Но в целом — обошлось.
Иначе обстояло внизу оврага. В начале лежали два паровоза, спутавшиеся так, что их уже не разделить. Кабина «брандера» была пуста. Машинист же и кочегар второго погибли. В топках по-прежнему тлели угли, но пожара будто бы можно было не опасаться.
— Есть кто живой? — крикнули с насыпи.
— Есть, твою мать! Спускайся, вытаскивай, лентяй — послышалось оттуда.
Стали спускаться. Пошел и Андрей — чего уж тут. Стал распоряжаться:
— Грузите раненых в бронепоезд. Скажите — я велел. Лошадей раненых — дострелить!
Впрочем, выстрелы уже раздавались и до распоряжения Данилина.
— Пристрелите меня, братцы, — молил рядом раненый солдат. — Все равно не жилец, только мучаюсь… Пристрели меня, браток… Пристрели… Ну что тебе жалко? Вот я бы тебя стрельнул — не сомневайся.
Андрей подошел ближе.
Выглядел солдат и правда отвратительно. Ему практически полностью оторвало кисть — теперь она висела на сухожильях. Бок пропороло обломком бревна. Такие раны мучительны, и почти всегда из-за заражения — смертельны.
Андрей достал «браунинг», прицелился в лоб солдату. Тот зажмурился, словно ожидал не выстрела, а леща.
Но полковник отвел оружие, сказал:
— Прости, солдат, не могу.
Гражданская
То были странные времена.
Единства в стане Белой Армии не имелось. И дело было даже не в том, что обе столицы находились в руках красной армии, а каждый командир фронта и, порой дивизии, считал себя лично спасителем отчизны.
Беда была в том, что никто не мог сказать, какой же должна быть Россия после войны. Андрей сам часто видел бронепоезда, носовая платформа была украшена императорским стягом, штабной вагон — Андреевским крестом, а кормовые платформы — триколором Российской республики.
Иными словами: некоторые считали, что надобно наново созывать Учредительное собрание, другие — что власть следует вернуть монарху. Были лица, полагавшие, что возвращаться еще ранее, чуть не к крепостному праву. Их не останавливал даже та новость, что Самодержца Всероссийского расстреляли — разве хорошее место будет пустовать? Найдется если не наследник, то желающий…
Андрей не вполне понимал сторонников «единой и неделимой». Ее уже не существовало, кроме того, это было даже чем-то удобно. Пусть на Украине заседает их правительство, более-менее зависящее от немецкой армии. Но с иной стороны, немцы вполне надежно обеспечивали фланг.
Да и Врангель, бывало, заезжал к своему хорошему товарищу и сослуживцу — Петру Скоропадскому, украинскому гетману.