Литерный эшелон

Подруги тоже молчали, тихонько хихикали, находя это комичным.

Наконец, одна девчонка не выдержала.

– Аленка! Там твой юнкер приехал. Подойди к нему, что ли… А то глаза сломает об нас – кому он слепой нужен будет.

Аленка действительно отошла.

Данилин стоял под деревьями, заложив руки за спиной. Когда подошла барышня, поздоровался:

– Здравствуйте, Алена Викторовна.

– Здравствуйте, Андрей Михайлович…

– Я приехал.

– Вижу. И что дальше?

Из-за спины Данилин вытащил простенький букетик – ромашки да фиалки.

– Это вам!.. – и стушевавшись, продолжил. – Извольте со мной прогуляться…

Долго шли молча. Под деревьями уже просыпалась ночь, но в аллеях сада еще держался вечер. В небе кружили последние ласточки – гениальные летуньи.

С яблони девушка сорвала с виду спелое яблочко, вытерла о рукав, надкусила, осмотрела надкушенное место.

– Это яблочко уже кто-то ест, – сказала она. – Здравствуй, червячок!

И зашвырнула яблоко с обескураженным червяком куда подальше.

– Что же вы молчите? – спросила, наконец, Аленка.

– Вами любуюсь. Завтра у меня поезд с Николаевского вокзала. Уж не знаю, сколько месяцев мы с вами не увидимся. Вот и запоминаю, какая вы – запасаюсь красотой впрок.

– А где же вас носило доселе?

– Я же писал – в Сибири, на самом ее краю, на Чукотке. Там где плавал барон Толь. Море Норденшельда, Восточно-Сибирское…

Аленка скуксилась, ее губки превратились в две тонкие алые нити:

– Врете вы все! Вы в Японии были! А там всем известно – на каждом шагу гейши.

– Да честное благородное слово – я из России не выезжал…

– Что-то вы все ездите, ездите, а толку с этого чуть. Наверное, вы плохо учились в училище, и теперь – мальчик на побегушках!

– Я был вторым на своем курсе…

– Тогда почему вы не служите в лейб-гвардии? Или хотя бы в столицах?..

– Оттого, что там служить дорого… А так – я на полном коште у державы.

– Стало быть, столицы вам не по карману…

– Ну да…

Где-то на станции свистел вечерний поезд.

Стремительно темнело. Ночь выползала на тропинки, ласточки прятались под крыши, но в небе появлялись другие существа, столь же виртуозные в полете…

– Смотрите! Мыши летучие! Я их боюсь!..

– Да полно вам! Чего их боятся! Они, конечно, некрасивы, но все одно – тварь божья…

– Ай, тоже мне Лев Толстой выискался! У меня волосы светлые, а они увидят яркое – и бросаются! Давеча к Лушниным на свет в окно залетела! Все перепугались! Говорят, такое к покойнику!

– Мышь-то, наверное, не меньше Лушниных испугалась! А чтоб мыши ваши волосы не видели – наденьте мою фуражку…

– А платье мне куда девать прикажите?

Как раз подошли к калитке дачи Стригунов.

– Все, дальше меня не провожайте! – распорядилась Аленка. – А то папенька увидит, разругается!

Остановились. Посмотрели друг другу в глаза.

– Ну почему?.. Ну почему – у всех кавалер как кавалер, а у меня – бедный юнкер, который мотается Бог знает где, которого и родителям показать стыдно!

– Я не юнкер уже – я офицер…

– Молчите уж! Я читала про ваших чукч! Они ведь людоеды – стариков своих в голодную зиму едят без соли и хлеба! А вас бы съели, чтоб было бы?..

– Ничего страшного. Вы бы нашли другого кавалера.

– Глупый мальчишка, юнкер, прости-господи! Я же из-за тебя волновалась!

И вдруг Аленка стала лупить Андрея букетом. Листья и цветы летели на землю, но Данилин стоял как вкопанный.

– Вот тебе! Вот тебе еще! Чтоб не уезжал!!! Чтоб чаще писал! – и внезапно стихла. – Простите, Андрей Михайлович…

– Да не за что прощать. Я, напротив, рад…

– Чему же вы рады?

– Тому, что не подарил вам розы…

Аленка поцеловала его в щеку, и, испугавшись своей смелости, убежала.

Данилин остался у калитки, и долго смотрел ей вслед.

Надо было возвращаться в Москву, что было затруднительно в это время суток. Вероятно, пришлось бы идти пешком, но из боковой аллеи сада вышел дед Аленки.

– Господин подпоручик, не соблаговолите ли чайку попить с ветераном турецкой кампании, – предложил он. – Не спиться мне, старому…

***

В беседке на столе стоял самовар, три чашки. Над этим всем висел фонарь «летучая мышь».

Дед налил чай Данилину. Подал чашку:

– Пейте на здоровье…

– Вы слышали?.. – спросил Андрей, впрочем, сделав для приличия глоток.

– До последнего словечка. Уж простите стариковское любопытство. Аленка вся в бабку-покойницу пошла. Царство той небесное. Тоже своенравная была, паняночка, полячка, варшавянка. Мы в Польше познакомились, во время тамошнего мятежа. Я приехал усмирять, а она меня кипятком из окна… Я в дом – думал нагайкой по заднице. А увидел ее, говорю, мол, когда это безобразие закончится, не соблаговолите ли со мной посетить полковой бал. И ведь вальсировать тогда я не умел, косолапый. Она учила… А потом настояла, чтоб я в Москву перевелся. Если б не покойница – вернулся бы на Батюшку Дон.

Старик нацедил себе чая, присел.

– Я вот молодой был, мечтал: остепенюсь, дом поставлю с садом. И чтоб в нем непременно много абрикос. Люблю я их. А приехали сюда – и дом, и самовар, и абрикосы растут. Только не цветут они тут ни шиша.

– Отчего?