Литератор

Пропиваю я сегодня
Платьице исподнее.
Настроенья у меня
Очень новогодняя.

Ник. Никитин посетил
Англию инкогнито,
И Европа вся дрожит,
В рог бараний согнута.

Эх, который Михаил
Десять дам покорил?
Тот, который с круглым глазом[21]
Иль который пишет сказом?[22]

Что-то Шварц имеет вид
В первый раз влюбленного.
На каком-то Soirèe
Целовал Ионова[23].

Времена что-то настали
Вовсе нонче куцые.
Братцы Федина прикрыли
(Еще не совсем прикрыли, но собираются).
С Книгой с Революцией.

На «Шахматы» Тихонова:

Всем поэтам шах,
Всем издателям мат,
Шахматисты все читают,
Ничего не понимают.

На опоязовцев:

Борис Михалыч Эйхенбаум
Пишет том в два месяца.
Иль он, иль Виноградов[24] —
Кто-нибудь повесится.

Если хочешь развлеченья,
Ты пройдись по Невскому.
Хочешь знать стихосложенье.
Иди к… Томашевскому.

Было еще на кого-то, не припомню. Кончалось:

Эх, налейте вина,
Вина запьянцовского!
Мы за Леву Лунца пьем
И за Витю Шкловского!

Еще на Слонимского:

Мих. Слонимский овладел
Формами большими.
Танцевал он фокс-трот,
А танцует шимми.

И, честное слово, мы хорошо выпили за тебя, Левушка! Ну, больше писать нечего, дорогой. Жду писем и пьесы от тебя. Привет от Лиды сердечный (это от моей жены Лиды, а не Харитон). Поправляйся, дружище.

Целую крепко, твой Веня.

Почему ты ни беса не пишешь о себе? Пиши больше и не отделывайся, с. с., тремя словами. Антокольский в письме тебе кланяется. Это славный, талантливый малый и нашего толка.

13.4.24.

Дорогой Левушка!

Извини, дружище, что не писал тебе так долго. Заели университетские дела. Зато теперь, когда почти все кончено, некуда себя девать и что-то скучновато. Как ты живешь, друже? Совсем забыл меня, должно быть, чертов сын! А я тебя помню и часто думаю о тебе — сегодня ночью, например, ты мне приснился с седой головой и с горящими глазами.

Лида Харитон, должно быть, пишет тебе о Серапионах. Я реже стал видеть их всех — с головой ушел в филологическую работу, не писал ни строки. Очень хочется писать, хотя башка вымотана до последней нитки. Устал ужасно. Ребята же пишут по-прежнему — не хуже и не лучше. Только Коля Тихонов работает неустанно, барахтается из стороны в сторону и пишет прекрасно. Его последняя поэма «Лицом к лицу» — вещь почти совершенная. Написана простым и ясным языком. Лучшие места — прощание с балладой, кино (неразб.).

Я скажу ему, чтобы он послал тебе эту штуку, Левушка. Здорово сработано — гораздо лучше «Шахмат».

Мишка[25], конечно, Мишка и пишет в каждом (неразб.) то же самое. Нет у него захвата, самая рука как-то скудна и невысока.

Костю вижу раз в год, ему, кажется (неразб.) он кончает роман. Виктор пробыл здесь 2–3 недели. Читал «Zoo» и держал речь о мемуарной литературе. Он как-то немного обточился, уже меньше зацепляет, стал глаже.

Словом, все — то же, дорогой друже. Не хватает только тебя — мне не хватает.

7.5.1924. Пишу после большого перерыва — извини, родной мой, что не отправил вовремя письмо. Все какая-то суетня вокруг. Вчера узнал, что ты прислал что-то очень грустное письмо. Держись, будь тверже, дорогой друже, — мы еще потанцуем с тобой во славу сюжетной литературы. Вчера почти все Серапионы были в сборе. Приехал Всеволод (не шути с ним, он написал гротескную пьесу в 5 действиях и 9 картинах) — и даже Никитин вернулся в родное серапионовское лоно — он за время отсутствия округлился, вошел в сок, еще два-три года, и он станет «душкой-мущиной» — кругленьким, как швейцарский сыр. Как-то чужд он мне — никак не могу его принять душевно. А Всеволод стал забулдыгой и пьет.

Вспоминали мы тебя, Левушка, и очень жалели, что тебя нет с нами. И какой дьявол засел в тебе, что ты не можешь послать его к его родной матушке!