Она сбежала из школы прямо посреди уроков, в балетках и сарафане – и, хотя зима выдалась лютая, холода даже и не почувствовала. Проплакала весь вечер, бормоча бессмысленное:
Тогда, в буран, погибли многие. Кто-то просто не дошел до дома – заблудился впотьмах и замерз, кого-то придавило рухнувшим деревом или щитом…
Назавтра она узнала, что в числе жертв стихии был и тот самый рыжий математик. Он возвращался домой вместе с женой и детьми, но на мосту через Уотерс не справился с управлением и вылетел за перила.
Примерно в то же время она поняла, что Город обладает волей.
Это открытие настолько ошеломило Мирилл, что она даже простила Городу того мальчишку-старшеклассника. Много позже пришла жгучая мысль – а был ли буран попыткой оградить её от посягательств учителя или всего лишь актом ревности?
Впрочем, всё это случилось очень, очень давно.
На следующий день после убийства Дэвида Мирилл проспала до полудня. Разбудил её звонок из пекарни. Миссис Ханга сухо поинтересовалась причиной опоздания, но робкие извинения и болезненная хрипотца в голосе смягчили суровое сердце. Старая добрая отговорка про внезапную и очень злую простуду была принята вполне благосклонно.
– Выздоравливай уж, деточка, – с грубоватой ласковостью посоветовала миссис Ханга. – Можешь взять пару отгулов. Хочешь, Робин занесет тебе лекарства?
От последнего слова Мирилл пробрало ознобом. Уже давно оно ассоциировалось у неё только с белыми таблетками в блистере без названия, которые потом в спиртовом растворе перекочевывали в бокал с «Доктором Швестером» или диетической колой.
– Нет, спасибо, мэм. Вы очень добры, но все же не стоит, – старательно выговорила Мирилл.
– Как знаешь, – ворчливо откликнулась миссис Ханга и повесила трубку.
За окном по-прежнему хлестал дождь. Уотерс наверняка вышла из берегов и в очередной раз затопила нижнюю набережную, хибары под холмом остались без электричества, а половина учеников младшей школы сидела по домам – и всё ради того, чтобы в буквальном смысле смыть последние следы короткого пребывания Дэвида в Городе.
Поймав себя на этой мысли, Мирилл ощутила жутковатую пустоту под ребрами.
«Нет, снова уснуть точно не получится».
Бриджит исполнила обещание и закончила уборку. Кошки, судя по опустевшей кастрюле и довольному урчанию, тоже голодными не остались. Мирилл вытащила из морозилки пакет с куриными сердцами и забросила в тазик – размораживаться, чтобы вечером было из чего готовить кошачью еду.
«Кстати, курятины надо уже докупить», – недовольно отметила она про себя и начала мысленно составлять список приобретений на завтра. Чеддер, арахисовое масло, яблоки, бекон, что-нибудь на сладкое типа засахаренных цукатов… От перечисления разыгрался аппетит. В холодильнике нашлась позавчерашняя лазанья, вроде бы ещё свежая. Мирилл сунула её в духовку на самый маленький огонь, а сама отправилась заканчивать неприятную работу.
Нужно было прокипятить на всякий случай постельное белье и джинсы с толстовкой.
Таймер запищал в тот самый момент, когда Мирилл пыталась хоть немного зачесать назад стоящие торчком волосы. Дождь всё так же молотил в стекла, но в доме плыл умопомрачительный аромат лазаньи, и музыкальный автомат на первом этаже томно сетовал голосом Барбары Стоун на тяжкое прощание с возлюбленным, и всё произошедшее вчера казалось просто реалистичным кошмаром.
– Сон, – вслух напомнила себе Мирилл. – Ещё один сон, так я должна думать.
И почти сразу же над плечом послышалось:
– Ты на меня злишься?
– Да, – ответила она, почти без паузы и не оборачиваясь. Времена, когда ещё жива была надежда застать его врасплох, давным-давно прошли.
К тому же вряд ли бы это хоть что-то изменило.
– Прости, – вздохнул он. – Если бы я мог справиться сам, то не просил бы тебя.
Мирилл очень аккуратно надела рукавицу и присела перед духовкой. В закалённом стекле отражалось бесформенное пятно. Даже цвета волос не разобрать.
Лазанья уютно шкворчала запеченным сыром.
– Ты не просишь.
– Не сердись. Ну пожалуйста, – прошелестело совсем близко. С такого расстояния Мирилл должна была уже чувствовать чужое дыхание – а не равнодушную пустоту. – Прости меня… Хочешь, я сделаю для тебя что-нибудь? Что угодно.
За такими дарами всегда следовала расплата, причём платил обычно кто-то другой.
– Что угодно? Серьёзно? Тогда отпусти меня.