Листки с электронной стены

Оживленная дискуссия вокруг разоблаченной Диссернетом фальшивой филологической диссертации из РУДН (хорошо, что откликнулось так много народу, — эту информацию надо распространять в профессиональной среде) напомнила мне случай, когда я сам едва не стал жертвой/сообщником плагиата. Несколько лет назад, когда я немного преподавал в МГУ, студентка подсунула мне дипломную работу, последняя глава которой копировала чужую статью. Я, каюсь, сам не заметил подлога (первые главы, читанные мною раньше, были хоть и не бог весть какого качества, но написаны самостоятельно) — заметила сотрудница кафедры, занимавшаяся проверкой; спасибо ей за то, что уберегла меня от еще худшего стыда… Пришлось в последний момент, чуть ли не накануне защиты диплома, со скандалом прогнать студентку вон — плагиат является дисквалифицирующим обстоятельством, и она обманула мое доверие, — хотя потом ее все-таки выпустили без меня, замяв скандал. Это я рассказываю к тому, что при массовом распространении и безнаказанности такого рода коррупции ее невольным соучастником может оказаться любой преподаватель, опасность запачкаться грозит всем. Поэтому нужна взаимная поддержка — как меня выручила коллега с кафедры и как мы должны поступать все вместе, обращая внимание на подобные случаи и держа их в коллективной памяти. Между прочим, та студентка приехала из Севастополя, тогда еще не отнятого у Украины, и как русская патриотка очень стыдилась своего украинского гражданства — упоминала о нем буквально сквозь зубы. Обмануть преподавателей и подделать аттестационную работу ей стыдно не было. Сегодня в этом видится что-то символическое.

Facebook

Бродячая словесность 29.01.2016

Филология и зарубежные путешествия — два родственных занятия. Не только потому, что за границей каждый человек практически и порой болезненно сталкивается с филологической проблемой множественности языков и трудности понимания между ними. Но еще и потому, что работа филолога — прослеживать историю слов и текстов, а они постоянно перемещаются по свету: заимствуются, пересылаются в письмах и рукописях, переводятся и перевираются, публикуются в тамиздатах, оседают в чужестранных словарях, архивах, библиотеках и головах. Слова и тексты — прирожденные мигранты, и изучающий их филолог тоже уподобляется им, даже если физически сидит на месте. А если он сам пускается в путь, то естественно, по профессиональному навыку, ощущает себя не то чтобы гражданином мира, которому всюду равно и едино, а скорее именно мировым мигрантом — почти текстом, письмом, которое помнит свой путь, зафиксированный в штемпелях на конверте и на визах в паспорте. Испытывает ностальгию не по одной, а сразу по нескольким странам; с любопытством ловит в речи и печати аборигенов слова, мыслительные ходы, грамматические ошибки из чужих языков; переживает за друзей и коллег, живущих не у него на родине и не там, куда он попал сегодня, а в какой-то третьей стране.

Интернет и глобализация сулят нам вовсе упразднить различие между родиной и чужбиной, а для филолога оно только усложняется: для него разные чужбины по-разному родные, они перекликаются издали (между собой, не только с родиной), у них у каждой своя история, которой он не наследник, а исследователь: ищет ее следы, тянущиеся из страны в страну, — слова, которыми мы говорим, тексты, которые мы читаем, слушаем, поем.

Facebook

Россия есть Россия 5.02.2016

Что национальная идея России есть патриотизм — это никакая не идея, а пустая тавтология, и от породивших ее государственных мозгов ничего лучшего и не ожидалось (они уже много лет с нею возятся). Это значит «наша идея в том, чтобы быть нами»: А равно А, Родина в лице своих патриотов любит сама себя. Торжество Того же самого, как выражаются философы, отказ от всякого отличия.

Между тем вообще-то национальная идея — именно о несходстве. Она бывает только у некоторых наций, которые уже в силу этого не такие как все. Нередко она возникает в ходе революций (во Франции, Америке), когда нация обновляется и осознает себя иной, чем прежде. В любом случае это то, чем нация отличает себя от других, а патриотизм для такого отличия не годится: какой же народ не патриотичен? И такая идея не может быть направлена на сам народ как данность — она должна его превосходить, указывать ему идеал, миссию, проект, долг.