— В одном месте, за сто с лишком ли отсюда, живет некий богач. Зовут его чинса[160] Ким, а всякого добра в его доме будет на сотни тысяч монет! Однако в той деревне четыре-пять сотен домов, и все их хозяева — слуги этого Кима. Так что, случись что-нибудь в его семье, по одному его слову они пойдут в огонь и в воду! Поэтому даже вы, господин новый атаман, пожалуй, не захотите взяться за это дело. Но если бы удалось совершить нападение на дом, то поживиться можно было бы вволюшку. Прошу вас, господин атаман, иметь это ввиду!
— Ведь чинса Ким живет в деревне у подножия горы, где его родовые могилы? — выслушав разбойника, спросил Чхунгён.
— Да, действительно, это так, — ответил разбойник.
— А далеко ли от его дома сама гора, где похоронены его родители? — поинтересовался Чхунгён.
— Да, пожалуй, три-четыре ли будет! — ответил разбойник.
— Так ты говоришь, жители той деревни очень преданны чинса Киму?
— Да, господин атаман! Ведь многочисленная родня Кима занимает семь-восемь домов в деревне, и в каждом доме есть свои слуги. Вот и выходит, что ему подчинена почти вся деревня!
— Ну что ж, попытаемся наведаться к чинса Киму! Есть полный список наших людей?
— У нас имеется свой писарь, — ответил разбойник, — извольте спросить у него!
— Так вели писарю живей принести список!
Писарь явился быстро, будто прилетел, и почтительно передал бумаги Чхунгёну. Чхунгён посмотрел, сколько же здесь имеется народу. Оказалось — сто пятьдесят-сто шестьдесят человек! На следующий день, проверив по списку всех разбойников, он приказал:
— Если среди вас найдется хоть один, кто, считая меня молодым, лишь на капельку уклонится от выполнения моих приказов и распоряжений, то я велю немедленно отрубить ему голову. Чтобы другим неповадно было. Так и знайте и будьте благоразумны! Нынче я задумал ограбить дом чинса Кима. Но учтите, если кто-нибудь хотя бы только ранит человека или обесчестит женщину, и я узнаю об этом, — смерти тому не миновать! Я запрещаю вам делать это потому, что не следует к одному преступлению прибавлять другие и вынуждать чиновников сыскного ведомства чересчур рьяно охотиться за нами. Я не хочу, чтобы они разгромили наш стан! Точно исполняйте мой приказ: завтра к полудню изготовьте похоронные носилки и соломенное кресло. Я сделаю вид, что хороню родителя, а вы — человек десять — будете меня сопровождать. Когда мы поднимемся на гору с родовыми могилами того чинса, кладбищенский сторож сразу же сообщит об этом своему хозяину, а тот, конечно, вместе с жителями всей деревни кинется на гору, чтобы помешать мне хоронить. Вы же, воспользовавшись этим, выскочите из засады, войдете в дом и, забрав золото, серебро и деньги, возвратитесь сюда. Но только будьте очень осторожны!
— Слушаемся! — ответили разбойники все разом и удалились.
Назавтра они быстро изготовили похоронные носилки и соломенное кресло, доложили об этом Чхунгёну и стали ждать его приказаний. Чхунгён велел:
— Сотня самых сильных и смелых из вас войдет в дом чинса Кима и заберет добро. Время назначаю — в третью стражу ночи четвертого дня восьмой луны. Не вздумайте опоздать! Я же собираюсь за несколько дней до этого срока сходить туда и осмотреться хорошенько. Человек десять из вас, прихватив носилки и кресло, пусть явятся в какое-нибудь место, ли в десяти от того дома, и ждут моих приказаний. А к подножию горы с родовыми могилами в первую стражу четвертого дня восьмой луны вы отправите одного человека, который потом проводит меня к вам!
Через несколько дней Чхунгён облачился в траурную одежду и отправился в путь. Выполняя задуманное, он стал осматривать то одну, то другую гору и так приблизился к горе с родовыми могилами чинса Кима. Здесь он принялся слоняться, воровато озираясь по сторонам. Охраннику могил это показалось странным, и он внимательно посмотрел на Чхунгёна. Однако мальчишка был совсем один, поэтому сторож сначала не заподозрил его в намерении тайно похоронить здесь кого-то, а только притаившись, стал наблюдать.
Чхунгён, посмеявшись над ним в душе и увидев, что солнце уже садится, спустился с горы и, глядя куда-то вдаль, стал махать руками и указывать на место, где находились могилы. При этом он как-то уж очень подозрительно оглядывался по сторонам. Кладбищенский сторож, поначалу-то настроенный совсем благодушно, заметив это, сильно встревожился и, незаметно приблизившись, стал внимательно следить за ним. А Чхунгён, поняв, что сторож уже обратил на него внимание, вдруг пустился бежать, то и дело украдкой оглядываясь назад, как человек, который хочет скрыться.
Сторож встревожился еще больше и, затаившись, смотрел на него во все глаза. А тот, пробежав под гору шагов сорок-пятьдесят, встретился с одним разбойником, быстро последовал за ним, сел в кресло и сказал нескольким десяткам человек, которые должны были его сопровождать:
— После того, как мы поднимемся на гору, вскоре же произойдет переполох, и нас непременно постараются схватить. Тогда вы, бросив меня одного, убежите со всех ног, а потом мы снова встретимся на этом же самом месте!