Сборник «Лисий перевал» знакомит читателя с образцами корейской традиционной прозы XV–XIX вв. Это собрание анекдотов, коротких рассказов о забавных случаях, которыми некогда развлекали друг друга чиновники на «корпоративных пирушках». В свободное от службы время они записывали эти истории на китайском литературном языке и составляли сборники, получившие название «пхэсоль», что значит «пустые речения». Кроме «пхэсоль» вниманию читателей предложены и рассказы, созданные в XIX в. на корейском языке. Они до сих пор не были опубликованы в Корее и существуют только в рукописях, которые хранятся в Институте востоковедения Российской Академии Наук в Санкт-Петербурге.
Древневосточная литература18+ЛИСИЙ ПЕРЕВАЛ
СОБРАНИЕ КОРЕЙСКИХ РАССКАЗОВ XV–XIX вв
Перевод с корейского и китайского
This book is published under the support of the Korea Literature Translation Institute
Составитель и ответственный редактор серии доктор филологических наук, профессор
© Д. Д. Елисеев, наследники, 2008
© М. И. Никитина, наследники, 2008
© А. Ф. Троцевич, составление, 2008
© П. П. Лосев, оформление, 2008
© Издательство «Гиперион», 2008
ПРЕДИСЛОВИЕ
«Если у нищего нет проса, он мог бы поесть медовых блинчиков», — изрек царский сын. Не правда ли, вы уже слышали что-то похожее? А между тем истории, собранные в этой книге, переводятся впервые. Вряд ли знала супруга Людовика XVI, которой приписывают слова: «Если у народа нет хлеба, он может есть пирожные», — о своем корейском предшественнике Чеане, незадачливом сыне короля Йечжона. Да и подозревала ли она о существовании корейского государства? Мария-Антуанетта была женщиной отнюдь не глупой, за Чеаном же, как говорит писатель XVI в. О Сукквон, закрепилась слава круглого дурака.
В разных концах земли, в разное время сказаны одни и те же слова. Но кто может поручиться, что они придуманы именно этими людьми? Во всяком случае, молва одинаково характеризует антипатичных народу персонажей царствующего дома, закрепляя за ними нелепое представление о жизни подданных.
Похожей, несмотря на различие культуры европейской и культуры дальневосточной страны, оказывается психология юмора, техника создания смешного. И то, над чем смеялся средневековый кореец, может быть смешным и для нас. Многое в этой книге покажется знакомым и по-человечески понятным.
Вместе с тем что-то в этих очень разных занимательных миниатюрах, быть может, удивит, покажется странным, непривычным. И это естественно: корейская литература, как и всякая другая, есть часть культуры народа, отражение его истории. А история страны — как человеческая жизнь: нет прожитых одинаково веков, нет на свете двух государств, которые прошли бы совершенно одинаковый путь.
В этой книге собраны наиболее интересные произведения авторов XV–XIX вв., от анекдота, сказки, плутовской новеллы до довольно развернутых повествований, по сложности сюжета близких традиционному роману. Есть среди них и такие, которым жанровое определение трудно подобрать.
В Корее в те времена такие рассказы объединяли в сборники, в таком виде их и распространяли. Эти сборники получили название
В сборниках
В традиционном обществе к
Авторы, образованные чиновники, занимались подобным литературным творчеством на досуге, как правило, для собственного удовольствия или вообще удалившись от дел в смутное время. Они здесь выступали (особенно в ранних сборниках) скорее собирателями занимательного, забавного, любопытного, чем сочинителями. И творческий элемент сводился к некоторой литературной обработке, неизбежной при записи, а надо сказать, что писали они только на литературном китайском языке (даже в собраниях XIX в.). Но с течением времени в сборниках
Авторы собраний, как правило, были учеными-конфуцианцами — людьми рационалистического ума, отвергавшими суеверия. Их привлекало необычное, удивительное. Но удивлялись они не сверхъестественному, а тому, что порождали человеческие отношения. Если же автор все-таки записывал какой-то случай «из жизни духов», он непременно стремился найти ему разумное объяснение. Чаще же эти фантастические случаи использовались для порицания человеческих слабостей или для разоблачения суеверий («Змей монастыря Хвачжанса», «Лисий перевал»).
Такой рационализм был в традициях историографии.