Лис . Полевой агент (ЛП)

  Помимо моего личного благополучия, г-жа Галина страстно увлекалась языками, на нескольких из которых она говорила. Я едва овладел элементами английской орфографии, как она начала нажимать на меня кириллицей. Наши чтения перед сном представляли собой чередование одной и той же детской сказки, каждую ночь на другом языке. На собраниях быстро сокращающейся общины парижских потомков белых русских и изгнанников из Советского Союза я выступала в качестве ее полиглота. Говорят, что я говорю по-русски с французской интонацией, по-французски с русской интонацией и на таком немецком, как я, со смесью обоих. С другой стороны, мой английский остается, к лучшему или к худшему, моим отцовским. Мне сказали, что в нем даже есть его шотландские каденции, если не алкогольный рев, который их сопровождал.

  На двенадцатом курсе мой отец скончался от рака и меланхолии, и с помощью мадам Галины я позаботился о его умирающих нуждах, в остальном моя мать была помолвлена ​​с самым богатым из ее поклонников, бельгийским торговцем оружием, которого я не уважал. В непростом треугольнике, который последовал за смертью отца, меня сочли лишним, и меня отправили в Шотландские границы, чтобы поселиться на каникулах вместе с

  суровая тетя по отцовской линии и в триместр в спартанской школе-интернате в Хайлендсе. Несмотря на все попытки школы не обучать меня каким-либо предметам в помещении, я поступила в университет в английском промышленном Мидлендсе, где сделала свои первые неловкие шаги в отношении женского пола и получила степень третьего класса по славяноведению.

  В течение последних двадцати пяти лет я был действующим членом Секретной разведывательной службы Великобритании - ее начатой ​​Службы.

  *

  Даже сегодня мой набор на секретный флаг кажется предопределенным, поскольку я не помню, чтобы я думал о какой-либо другой карьере или желал ее, кроме, возможно, бадминтона или восхождения в Кэрнгормс. С того момента, как мой университетский наставник застенчиво спросил меня за стаканом теплого белого вина, думал ли я когда-нибудь о том, чтобы сделать что-то «немного замалчивающее для вашей страны», мое сердце воспряло духом, узнав, и мой разум вернулся в темную квартиру в Сен-Фе. Жермен, что мы с г-жой Галиной часто бывали каждое воскресенье до смерти моего отца. Именно там я впервые ощутил восторг от шумихи об антибольшевистском заговоре, когда мои сводные кузены, сводные дяди и двоюродные бабушки с дикими глазами обменивались шепотом сообщениями с родины, в которые мало кто из них когда-либо ступал - раньше, просыпаясь от моего присутствия, требуя, чтобы я дал клятву хранить в секрете, понял я или нет секрет, который не должен был подслушивать. Там я также увлекся Медведем, кровь которого я разделял, его разнообразием, необъятностью и непостижимостью.

  В моем почтовом ящике проносится мягкое письмо, в котором мне советуют явиться в здание с портиком недалеко от Букингемского дворца. Из-за стола размером с пушечную башню отставной адмирал Королевского флота спрашивает меня, в какие игры я играю. Я говорю ему бадминтон, и он явно тронут.

  «Знаешь, я играл в бадминтон с твоим дорогим отцом в Сингапуре, и он совершенно меня одолел?»

  Нет, сэр, говорю я, я не знала, и задаюсь вопросом, стоит ли мне извиняться от имени отца. Мы, должно быть, говорили о других вещах, но я их не помню.

  «А где он похоронен, бедняга ваш?» - спрашивает он, когда я встаю, чтобы уйти.

  «В Париже, сэр».

  'Ах хорошо. Удачи тебе.'

  Мне приказано явиться на железнодорожную станцию ​​Бодмин-Паркуэй с экземпляром журнала Spectator за прошлую неделю. Установив, что все непроданные экземпляры возвращены оптовику, я краду один из местной библиотеки. Мужчина в зеленой трилби спрашивает меня, когда следующий поезд отправится в Кемборн. Я отвечаю, что не могу дать ему совет, так как еду в Дидкот. Я иду за ним на некотором расстоянии к автостоянке, где его ждет белый фургон. После трех дней непостижимых вопросов и шумных обедов, на которых проверяются мои социальные качества и склонность к алкоголю, меня вызывают к собравшейся доске.

  «Итак, Нат, - говорит седая дама в центре стола. «Теперь, когда мы спросили вас о себе, есть ли что-то, что вы хотели бы попросить нас об изменении?»

  «Ну, на самом деле есть», - отвечаю я, предварительно серьезно задумавшись. «Вы спросили меня, можете ли вы полагаться на мою преданность, но могу ли я полагаться на вашу?»

  Она улыбается, и вскоре все за столом улыбаются вместе с ней: та же грустная, умная, внутренняя улыбка, которая ближе всего Служба к флагу.

  Бойка под давлением. Скрытая агрессия - хорошо. Рекомендуемые.

  *