Липяги. Из записок сельского учителя

Ребята сгрудились у окон. Кто-то шмыгает носом. Оглядываюсь. У задней парты, в углу, отвернувшись от окна, стоит Генка Лобанов, белобрысый забитый пацан с веснушками на лице. Плечи его вздрагивают, когда он всхлипывает. Глаза полны слез, как копытца осенью, — их залило водой, и вода в них дрожит и поблескивает.

На улице заиграл духовой оркестр. И в тот же миг, заглушая траурную мелодию, в коридоре раздался топот ног.

— Айда, ребята! Хоронят с музыкой!

Топот и этот призывный крик явились как бы сигнал лом. Захлопали двери других классов, и затопало еще десятка три ног. Не успел я что-нибудь сказать, как все, словно по команде, отпрянули от окон; распахнулась дверь — и моих учеников как ветром выдуло из класса.

2

Есть люди, которые любят бродить по кладбищу, читать надписи на надгробных плитах, рассматривать памятники. Такие люди всегда кажутся мне несколько странными; я их не понимаю, даже более того — побаиваюсь. До недавнего времени я наблюдал их только со стороны. Но вот год назад к нам приехала новая учительница — «англичанка». После войны все стали изучать английский язык. Наш директор решил, что и Липяги не должны отставать от веяний эпохи: пригласил «англичанку». Приехала милая такая девушка: тонкая, хрупкая, ноготки и губки накрашены, волосы пострижены коротко, — одним словом, вполне современная девица.

Не хочу называть ее фамилии, скажу только, что звали ее Лидой. При первом же нашем знакомстве, в учительской, она сказала мне:

— Я слышала, будто вы сочиняете историю села. Это очень интересно!

Я пожал плечами и ради первого знакомства объяснил ей, что никакой «истории» не пишу, а так, записываю кое-что для себя.

Ну, все равно! — продолжала она. — Я хотела, чтобы вы в своей истории записали, что мне ваше село очень понравилось. То есть не село, а сельское кладбище… Вы любите кладбища?

У меня мурашки пошли по телу. Думаю, что я даже с лица переменился.

— Вижу, что нет, не любите. — Лида снисходительно улыбнулась. — А я люблю. В первый же день, как приехала в Липяги, скука одолела ужасная. Вы поймете меня: я училась в Москве. А тут избенки, крытые соломой, керосиновая лампа… Отправилась я на кладбище. И поверите: как только увидала ваше кладбище, так мне лучше стало. Видно по всему, тут, в Липягах, уважают своих предков. Кладбище, как парк, все в зелени, огорожено. А то вот прошлым летом мы приехали с матерью к ней на родину, на Тамбовщину, так у них кладбище совсем запущенное…

Меня просто покоробило от всего этого. Хотя Лида была права: во всех соседних с Липягами деревнях кладбища неприглядные. Ни заборчика, ни деревца — унылая, голая, изрытая ямами пустошь… Не знаю, не помню сейчас, что я тогда ответил, но думаю, что она поняла: разговор этот мне неприятен. Будучи девицей интеллигентной и сообразительной, Лида извинилась передо мной и побежала на урок.

Это у меня, наверное, с фронта — не могу ни говорить о похоронах, ни видеть покойников. Столько друзей похоронил в войну, что, как увижу теперь похоронную процессию, неделю хожу сам не свой.

И на этот раз я ни за что не пошел бы. Но нельзя. Все село шло в похоронной процессии, от мала до велика. Шли убеленные сединой старики, шли молодые, шли бригадиры, конюхи, шли доярки, овощеводы.

Два последних дня в Липягах никто не работал. Небывалый случай встревожил все село.

Липяги за свою историю многое видывали. Случались пожары, когда за одну ночь сгорало полдеревни, бывали драки и убийства, но такого страшного случая старики не упомнят.

Два дня назад Липяги облетела весть: убиты колхозные сторожа Кузьма Лукин и Степан Горбань. Их трупы первым обнаружил бухгалтер. Придя утром в правление, он вошел в сенцы, и тут же, выбежав на улицу, заорал: «Украли! Деньги украли!» Бухгалтер не закричал даже о том, что людей убили. Он сразу же подумал о деньгах.

Многим показалось это странным. Но я вполне понимаю бухгалтера. За все время существования колхоза у него никогда не было разом столько денег. На счету, может, и были, а наличными в сумке — никогда.

Надо вам сказать, что колхоз наш не из видных в округе. Бедный колхоз. Но после того, как к нам пришел тридцатитысячник Иван Степанович Гришаев, дела у нас пошли на поправку. Этой осенью не только хлеба вдоволь дали, но и денег поднакопилось. По два рубля на трудодень пришлось.

Натурой — хлеб, картошку, капусту и другие там овощи — и раньше, случалось, выдавали. Но деньги… деньги наши мужики получали впервые. Представьте себе, сколько надежд и радостей было связано с предстоящей получкой!

И вдруг эти деньги украли. Все, до единой копейки…

3

Мешок с деньгами привезли в понедельник. Как у нас заведено, деньги в Госбанке быстро не получишь. Пока получали да пока везли, завечерело. А народ ждал весь день, особенно мужики. Мужикам хотелось «обмыть» получку.