если совсем искривят пространство
с помощью лома,
кайла
и нескольких ёмких слов,
то наша планета будет занесена
в Красную книгу
Вселенной.
И когда какой-нибудь
археолог,
желая постичь
глубину и суть сего явления,
доберётся до нужного среза,
он найдёт на столе поэта
перфоратор,
лом
и кайло,
которые и не позволят считать
кабинет
абсолютно стерильной прослойкой.
(Владимир Львов. Бессонница)
Включаю телевизор я спросонок,
Он издаёт отчётливый щелчок,
А на экране жирный поросёнок
Мне обещает щедро пятачок
И продолжает врать, как сивый мерин,
То зубы он поскалит, то поржёт.
А мы ему все безотчётно верим.
Где ж он ещё такой найдёт народ?!
Его сменяет пёстрая корова
И, жвачку не закончивши жевать,
С экрана учит долго и сурово,
Как жить и за кого голосовать.
Ох, выборы! Как вспомню, так зверею
И, выругавшись тихо, не со зла,
Не верю я, товарищи, не верю,
Что в Думу вновь не выберем козла.
(Валерий Прохватилов. Полдневная пора)
Роман в стихах я завершил к утру...
Поэзия, застынь на этой дате!
Всем братьям по перу я нос утру,
когда сей том откроет мой читатель.
Легко текли рассветные часы,
и я, взяв в руки рукопись, волнуясь,
её с размаху кинул на весы...
Но чаши почему-то не качнулись.
(Вячеслав Пушкин. Цветные сны)
Да, конечно, бывало и раньше.
Ведь не принято ж пить одному.
В выходные лежим, словно в трансе,
К небу пятками, носом в траву.
Горожанина тяжкая доля
На природу меня привела,
Но от трав полевого раздолья
Закружилась моя голова.
Я в межу повалился со стоном,
И окутал сознание мрак...
Как легко отравиться озоном,
Если раньше вдыхал аммиак.
Не увижу родимые дали,
Сиротою оставлю народ...
Но, надеюсь, цианистый калий
Горемычного к жизни вернёт!
«ЛЕЖИТ ИЛЬИЧ — РУКОЙ ПРИКРЫТА ГРУДЬ...» (Неумышленные автопародии)
Поэты русские, вам имя — легион.
Вы полтайги пустили на бумагу.
Слова проходят, как песок сквозь драгу,
пустой породой в миллионы тонн.
Влачит Сизиф по склону тяжкий груз.
Рокочут типографские машины.
Подножье поэтической вершины
освоил ваш Писательский союз.
В борьбе суровой с русским языком
победу вашу я считаю чистой.
Отныне бесполезны пародисты:
вы всех их заменили целиком.
Прими, читатель, этот скромный дар —
собранье, так сказать, автопародий.
Пусть эти строки оживут в народе,
что для поэта — высший гонорар.
Есть такие на Руси
В два обхвата бабы...
Сколько пыла и огня,
Глянешь — любо-мило...
Эх, такая бы меня
Если б полюбила!
(Александр Авдонин. Над вечной рекой)
Осень. Тускнеет небес синева.
Бабушка носит в избушку дрова...
В комнате стены теплы и сухи.
То-то легко сочинять мне стихи.
Складывать-связывать в строки слова:
«Бабушка носит в избушку дрова».
(Сергей Агальцов. Утренний просёлок)
В последнее время
у меня часто чешутся лопатки.
Но куда лететь?
(Геннадий Алексеев. Обычный час)
Исполком квартиру дал поэту:
«неплохая в жизни полоса»!
В звуковом колодце туалета
раздавались чьи-то голоса.
«Что за чудо? Может, зов астральный?!»
Сразу же задумался поэт,
всей своей душой многострадальной
предвкушая будущий ответ.
(Николай Алешков. Орловское кольцо)
Я книгу жизни
До утра листал.
Звезда пока полночная сияла...
Я понимал тебя
Без лишних слов.
И слышал,
Кровь в твоих висках ходила.
Ты в забытьи
То источала зло,
То доброте, уставшая,
Учила.
(Евгении Антошкин. Возвращаются подснежники)
В раздевалке кепчонку — на гвоздик,
И бушлат — на железный гвоздок...
Ах, какой замечательный воздух
От брезентовых наших порток!
(Александр Балин. Железо моё золотое)
Давай смотреть с доски Почёта
До самой гробовой доски!
(Александр Балин. Железо моё золотое)
Обожаемый читатель,
полюби меня скорее
за стихи, ну, ты их знаешь,
я потом их напишу.
Сам себя читать не стану,
а пошлю куда подальше,
сам себя за этот подвиг
награжу я чем-нибудь.
А пока что напишу-ка
я о том, что, в самом деле,
может быть, вполне возможно,
что-нибудь и напишу.
(Вячеслав Баширов. Река)
С милой рай в шалаше?
Возможно,
Если милая — не жена.
(Анатолий Беляев. На стыке тревог)
Возможно,
И строки не напишу.
Коснуться
Вечной темы не посмею.
Но как зато
Я глубоко дышу.
И жить хочу,
А главное — умею.
(Василий Вернадский. Коснись травы)
Я создаю.
Мои дары потомкам
Определятся завтра.
Я — живу.
Земшар несу.