(Роберт Рождественский. За того парня)
Разносится курантов первый удар,
отзываясь эхом в кремлёвской стене.
Я давно заранее загадал
самое-самое необходимое мне.
Словно завороженный, я глядел,
как караул печатает шаг.
И дырочку, словно во сне, вертел в пиджаке —
под лауреатский знак.
(Полина Рожнова. Разрыв-трава)
Разуверившись в россказнях
про золотую рыбку,
что повывелась в наших
водоёмах под Вологдой,
как-то вспомнила я,
что верная мне Поэзия
засиделась, скучая без дела.
Я нашла на повети
лаптишки,
одежонку дала кой-какую,
говорю ей:
"Ступай себе с Богом,
но пустая,
гляди, не вертайся!"...
В первый раз
возвернулась с грибами
и с лечебной разрыв-травою,
вдругорядь
наловила рыбёшки,
а намедни полкороба клюквы
еле-еле припёрла с болота.
Так живём:
я грибы мариную,
собираю фольклор между делом,
а Она у меня на посылках...
Не нарадуюсь,
честное слово!
(Иван Савельев. Гармония)
На конце моего пера
Бьется мысль людей величайших.
Я её, как могу, шлифую,
И, на эту работу глядя,
Покраснел мой рабочий стол.
Мне б на том и остановиться,
Да призвал я умерших страсти,
И под грузом людских пороков
Зашатался рабочий стол.
А когда я расправил плечи
И, талантом своим любуясь,
Натравил на Пространство Время,
Развалился рабочий стол.
Я ничуть о том не жалею.
Отыскав поздоровше доски
И купив подлиннее гвозди,
Для своих забав богатырских
Сколочу я покрепче стол.
(Вадим Сикорский. Заповедь)
У всех эпох есть вкус и запах.
Античность — как земля весной.
А нынешний прогнивший Запад
воняет базой овощной.
Устав с историей возиться,
я к выводам пришёл таким:
года испанских инквизиций
заметно отдают жарким;
горелою небесной манной —
мафусаиловы века...
Вот Генрих, завладев Наваррой,
навару ждёт наверняка.
Дышу я кухонным угаром
и постигаю суть вещей.
Меня историки недаром
зовут:
(Борис Слуцкий. Неоконченные споры)
...Этим вопросом я пользуюсь исстари,
если желаю проверить на искренность.
Спросишь в упор: «Который час?»
Кто пред тобою — ясно тотчас.
Первый в ответ (это мне знакомо)
вдруг заюлит: мол, оставил дома,
на пианино часы забыл...
Мне бы винтовку — на месте б убил!
Следующий, чтоб не нести ответственность,
тоже уклончиво мне ответствует:
дескать, они у него спешат...
А сам виновато отводит взгляд.
Третий мне сказку расскажет, как водится,
что часы у него в ремонте находятся.
Спросишь у пятого... И, наконец,
слышишь конкретное: «Полночь, отец!»
Вроде бы правильно, но шестое чувство
шепчет, что ложь, как ведьма, искусна,
всем норовит сполна насолить.
Не поленюсь посмотреть на свои!
Манжет отогнул: без пяти двенадцать!
Что ж это делается, граждане, братцы?!
Что говорить о глобальных проблемах,
коль надувают направо-налево?!
(Владимир Соколов. Четверть века)
Я сижу у окошка.
Философски на вещи гляжу:
Сад. Собака. И кошка.