(Юрий Павленко. Свет полевой)
С детства лорд дышал неровно
на края, где спит заря.
Про
оперетка есть не зря.
Пушкину недаром снились
ветры полудённых стран,
потому что абиссинец —
это то же, что цыган.
Клял и Лермонтов столицу,
жаждал, саблею звеня,
В нашем времени жестоком
мне не мило ничего.
Я прощусь с Владивостоком
и уйду по кочевой.
Мы не виделись давненько.
Кони по уши в росе...
Байрон, Лермонтов, Павленко,
Пушкин!.. Ну, как будто все!
(Владимир Перкин. Костёр отца)
Как больно, милая, как странно —
Простые жесты мне не по плечу:
Волос не причесать при всем старанье
И не пригладить непокорный чуб.
Причёске не хватает матерьяла,
А звёздный ветер по земле метёт.
Да, голова немало потеряла
И вряд ли вновь защиту обретёт.
Конечно, можно всё свалить на стронций,
На ЦРУ, наследственность, вино,
На бремя славы, на жену, на солнце...
Но я-то лучше знаю, что со мной.
Разгадка кроется в одной причине:
Когда порою не хватало сил
На творческий подъем — в тоске-кручине
Я акт возмездья над собой вершил.
Как больно было, милая, как странно...
(Александр Плитченко. Любовь к снегу)
Утратил объективный мир
Взаимосвязь и постоянство,
И, как в универсаме сыр,
В куски изрезано пространство.
Пампасы, тундру и пески
Творил Господь неделю в поте,
И плавают материки,
Подобно ягодам в компоте.
Шутить со временем нельзя,
Как с мошкарой иль облысеньем.
Мои вчерашние друзья
Все расфасованы по семьям.
Прогресса цепкая рука —
Разъятий новых предпосылка.
Плотиной заткнута река,
Как недопитая бутылка.
И зверя рёв, и птиц фальцет
Уходят, как пальто из моды.
Что от белка желток в яйце,
Отделены мы от природы.
В стихи засунуты слова,
Как в отделенья патронташа
Иль как в поленницу дрова...
Лишь в голове — сплошная каша.
(Фёдор Ракушин. Царь-ягода)
Тот лес, что мне давно знаком,
Как будто вымер:
Не встретишь оборотня в нём
И нет кикимор.
Глухой тропинкою пройду
Я без опаски.
Никто не кликает беду.
Пропали сказки.
Лишь, как усталый инвалид,
Вдали от тракта
Один на вырубке стоит
Бесхозный трактор.
А у поваленной сосны
В печальной позе
С запрошлой, кажется, весны
Завяз бульдозер.
Какого лешего ему
В болоте надо? —
И сам я толком не пойму.
Стоит — и ладно.
Под сенью вековых берез,
У старой гати,
Наполовину в землю врос
Стогометатель...
Стоят они и в зной, и в мрак,
В дожди и грозы.
Здесь — заповедный автопарк,
Резерв колхоза.
(Гарольд Регистан. Дорога земная)
Отчитав стихи на ЗИЛе,
Полетел вдогон судьбе...
На КАМАЗе возразили:
«Мы другого пригласили.
Нужен нам Евгений Е.».
Я рванулся в стройотряды:
Вдруг сойду за своего?!
Но сказали мне с досадой:
«Нам Гарольда Р. не надо.
Где б найти Булата О.?»
На Кавказ, в родные дали,
Я помчался, как стрела.
На Кавказе мне сказали:
«Вы немного опоздали.
Мы Расула Г. сменяли
Только что на Беллу А.».
Не летаю я, как птица,
Не влюбляюсь в стюардесс.
Я опять живу в столице,
И отводят мне страницы
«Крокодил» и «Клуб ДС».